Последние отзывы

  19  

Ну и что? Легче вам от этого станет? Да и не признается никто, улик-то никаких. Вот так обстоят дела, если честно.

При всем моем сочувствии к вашему.., гм.., горю помочь вам ни я, ни кто бы то ни было другой просто не в состоянии. Это я вам неофициально говорю. А официально, повторяю, вы вправе подать заявление, а я не вправе его не принять. Ну, так как?

Анна растерянно молчала. Это были именно те слова, которых она больше всего боялась. Пока оперативник ерничал, играл бровями и отшучивался – в общем, что называется, вертел вола, – у нее еще оставалась какая-то надежда, что, натешившись всласть, он все-таки поможет. Но теперь все вещи были названы своими именами, и разговаривать стало не о чем.

– Но послушайте, – сделала она последнюю слабую попытку, – ведь это же не просто дерево! Не просто яблоня, а памятник! Чудо, если хотите. Чудо природы, чудо человеческого терпения и труда…

– Да, – сказал остролицый опер, – я помню, вы говорили. Памятник живой природы всероссийского значения, охраняется государством. Чудо природы, да. – У нас тут недавно был один случай, тоже с чудом природы. Был у одной старухи козел. По ее словам, умнейшая была скотина. Все понимал, вот разве что говорить не умел да газет не читал. Дом сторожил, представляете? В магазин с ней ходил, сумки таскал. А потом его украли. Бабка, естественно, к нам, а что мы?

Чем мы поможем? Пока она бегала, его, наверное, десять раз съели и косточки закопали. Я понимаю, конечно, что это вас мало утешает. Своя болячка всегда больнее, чужую пережить как-то легче… Но вы поймите, что нашим возможностям тоже есть предел. Помочь мы вам не поможем, зато жизнь отравим. Ну, напишете вы заявление, и начнется канитель: допросы, повестки, протоколы, подозрения, обидные намеки, копание в личной жизни – и вашей, и ваших коллег… А результат, поверьте, будет такой же, как если бы вы сюда вовсе не приходили. Вы скажете, что потомки, мол, будут нами недовольны. Что ж, очень может быть. Вы свое чудо природы не уберегли, я его не нашел… Но вы вот о чем подумайте: что скажут эти самые потомки, если я сейчас брошу дела о двух убийствах и четырех изнасилованиях и начну искать вашу яблоню? О кражах и ограблениях я уже не говорю. Современники у нас с вами, знаете ли, такие, что о потомках как-то даже и думать некогда.

Он замолчал и стал демонстративно перекладывать на столе бумаги.

– Охраняется государством, – повторила Анна. – Что ж, теперь я буду знать, что это просто слова. Пустой звук.

– Насчет охраны – это не ко мне, – сказал опер, делая вид, что не понял ее. – С кем у вас заключен договор об охране? Вот к ним и обращайтесь с претензиями. Мое дело – найти, задержать и изобличить преступника. Да, кража из городского ботанического сада – это тоже преступление.

Но что же вы мне предлагаете – мотаться по всем подмосковным деревням и дачным поселкам и инспектировать приусадебные участки?

– Не знаю, – сказала Анна. – Мне почему-то кажется, что вы просто хотите от меня отделаться. И потом, что значит – мотаться и инспектировать? Вы что же, расследуете карманные кражи, проверяя содержимое карманов поголовно у всех москвичей и гостей столицы? Есть же, наверное, и другие методы…

Длинное угловатое лицо оперативника приобрело кислое недовольное выражение.

– Отделаться, – повторил он. – Ну да, именно отделаться. Я ведь этого и не скрывал. Именно отделаться, совершенно верно. – Избавить вас от пустых хлопот и нервотрепки, а себя – от бесполезной и очень трудоемкой работы, она же – мартышкин труд. Но решать, повторяю, вам. Хотите усложнить жизнь и себе и мне – валяйте, пишите заявление.

– Я напишу, – решительно сказала Анна. – Извините, я все понимаю, но я же, помимо всего прочего, пришла к вам как официальное лицо.

Оперативник окончательно помрачнел и буквально на глазах утратил последние остатки приветливости.

– Это ваше право, – сказал он. – Ступайте к дежурному, он все оформит.

Покинув отделение милиции, Анна остановилась на тротуаре, невидящими глазами следя за проносившимися мимо машинами и торопящимися по каким-то своим делам людьми. Ощущения, которые она испытывала, были самыми неприятными. Легкие казались забитыми канцелярской вонью, на коже ощущался какой-то липкий налет, которого там, конечно же, не было и быть не могло. Мимо проехал милицейский УАЗик. Анна проводила его взглядом и криво улыбнулась. Романтический ореол вокруг родной российской милиции, и без того достаточно тусклый, теперь окончательно развеялся. Это были просто мелкие чиновники со светлыми пуговицами, только и всего. Они точно так же целыми днями перекладывали с места на место бумажки и главной целью своей деятельности полагали не общественное благо, как казалось когда-то Анне, а собственные покой и благополучие.

  19