54 
Впрочем, у меня хватило самообладания. Я вовремя сообразил, что если бы эта псина-сапиенс действительно не хотела иметь со мной никакого дела, она бы просто уклонилась от встречи.
– Я знаю, что Лев Абалкин – твой друг, – сказал я. – Вы жили и работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об Абалкине его друг и сотрудник голован.
– Зачем? – спросил он все так же коротко.
– Опыт, – ответил я.
– Бесполезный опыт.
– Бесполезного опыта не бывает.
Теперь он принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал невнятно:
– Задавай конкретные вопросы.
Я подумал.
– Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?
– Приходилось. Много.
– Ты почувствовал разницу?
Задавая этот вопрос, я, собственно, ничего особенного не имел в виду. Но Щекн вдруг замер, затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову. Глаза его на мгновение озарились мрачным красным светом. Однако и секунды не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.
– Трудно сказать, – проворчал он. – Работы разные, люди тоже разные. Трудно.
Он уклонился. От чего? Мой невинный вопрос заставил его как бы споткнуться. Он растерялся на целую секунду. Или здесь опять лингвистика? Вообще-то лингвистика – вещь неплохая. Будем атаковать. Прямо в лоб.
– Ты с ним встретился, – объявил я. – Он снова пригласил тебя работать. Ты согласился?
Это могло означать: «Если бы ты с ним встретился и он бы снова пригласил тебя работать, – ты бы согласился?» Или на выбор: «Ты с ним встречался, и он (как мне стало известно) приглашал тебя работать. Ты дал ему согласие?» Лингвистика. Не спорю, это был довольно жалкий маневр, но что мне оставалось делать?
И лингвистика выручила-таки.
– Он не приглашал меня работать, – возразил Щекн.
– Тогда о чем же вы говорили? – удивился я, развивая успех.
– О прошлом, – буркнул он. – Никому не интересно.
– Как тебе показалось, – спросил я, мысленно вытирая со лба трудовой пот, – он сильно изменился за эти пятнадцать лет?
– Это тоже не интересно.
– Нет. Это очень интересно. Я тоже видел его недавно и обнаружил, что он сильно изменился. Но я – землянин, а мне надо знать твое мнение.
– Мое мнение: да.
– Вот видишь! И в чем же он, по-твоему, изменился?
– Ему больше нет дела до народа голованов.
– Вот как? – искренне удивился я. – А со мной он только о голованах и говорил…
Глаза его опять озарились красным. Я понял это так, что мои слова снова его смутили.
– Что он тебе сказал? – спросил он.
– Мы спорили: кто из землян сделал больше для контактов с народом голованов.
– А еще?
– Все. Только об этом.
– Когда это было?
– Позавчера. А почему ты решил, что ему больше нет дела до народа голованов?
Он вдруг объявил:
– Мы теряем время. Не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие вопросы.
– Хорошо. Задаю настоящий вопрос. Где он сейчас?
– Не знаю.
– Что он намеревался делать?
– Не знаю.
– Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.
И тут Щекн принял странную, я бы даже сказал, неестественную позу: присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на меня снизу вверх. Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он заговорил, отчетливо выговаривая слова:
– Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ Земли не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не вмешивается в дела народа Земли. Так было, так есть и так будет. Дело Льва Абалкина есть дело народа Земли. Это решено. А потому. Не ищи того, чего нет. Народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.
Вот это да!
У меня вырвалось:
– Он просил убежища? У вас?
– Я сказал только то, что сказал: народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?
– Я понял это. Но меня не интересует это. Повторяю вопрос: что он тебе говорил?
– Я отвечу. Но сначала повтори то главное, что я тебе сказал.
– Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина и отказывает ему в убежище. Так?
– Так. И это главное.
– Теперь отвечай на мой вопрос.
– Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, какой задавал мне ты.
Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна ветка, ни один лист не шевельнулись, а его уже не было. Он исчез.
54 
