23 
Наталья Александровна:
— Мы тоже в разводе, но я не собираюсь церемониться с Жорой. Я девятнадцать лет делила с ним постель.
Олимпиада Серафимовна:
— А ты, Наталья, вообще ни с кем не церемонишься. И вообще: зачем надо непременно отправлять мальчика в лагеря?
Вера Федоровна:
— В лагеря! Фи! Олимпиада Серафимовна! В лагеря! Это выражение напоминает мне те давние года, когда мои предки, князья и настоящие аристократы…
Нелли Робертовна:
— Да кто-нибудь из вас ответит мне, наконец, или нет?! Кто едет? Женщины, я к вам обращаюсь!
Олимпиада Серафимовна (очень спокойно):
— Вот чаю сейчас попьем и решим, что делать. Оля! Где же чай? Оля!
Ольга Сергеевна, домработница в доме Листовых, внимательно прислушивавшаяся к разговору, бежит накрывать на стол.
Настя:
— Ну, хорошо. Я здесь самая молодая, значит, ехать мне. Впрочем, я предпочла бы пойти поработать пару дней санитаркой в больнице при чужих людях, чем сидеть при этой Марусе. Она мне неприятна. Ни с того, ни с сего человеку такие деньги свалились! За что? Хотя, в отличие от Натальи Александровны, я смерти ей не желаю.
Егор:
— А мама теперь очень рассчитывает снова выйти замуж за папу, потому и нервничает. Деньги-то ни с кем не хочется делить.
Вера Федоровна:
— Ах, вот оно что!
Наталья Александровна:
— Егор! Вечно ты лезешь, куда не просят со своей откровенностью! А вы, разве не за тем сюда притащились, Верочка?
Олимпиада Серафимовна:
— Бога ради, не устраивайте здесь сцен, в свое время мы с Жорочкой достаточно на них насмотрелись!
Вера Федоровна:
— Георгий Эдуардович!
Наталья Александровна:
— Жора!
Нелли Робертовна:
— От вас никогда нет никакого толку. Вы сейчас все довольны, что после смерти Эдуарда я оказалась как бы ни при чем, но если бы не я… Видит Бог, если бы не я, в этом доме все эти годы, пока жив был Эдуард, царили бы полная анархия и разгром. Да-да. Полная анархия и полный разгром.
Эраст Валентинович:
— Я, пожалуй, не вовремя приехал. Здесь личное, плюс еще эта девушка, Маруся, как вы говорите. Кстати, талантливая, замечательная девушка!
Пауза. Потом Нелли Робертовна, подводя итог:
— Ну, значит, мы решили. Сейчас в больницу едет Настя, а завтра Олимпиада Серафимовна и Вера Федоровна. И не надо ничего говорить! Не надо.
Наталья Александровна (неожиданно для всех):
— Я тоже могла бы подежурить завтра ночью.
Нелли Робертовна:
— Что ж, огромное спасибо. Не ожидала. От вас, Наташа, не ожидала. Разве вы не заняты на работе?
Наталья Александрова:
— Ничего. Как-нибудь без меня пару дней мой магазинчик проживет.
Нелли Робертовна:
— Ну, вот теперь давайте пить чай. Настя, и ты покушай обязательно перед тем, как ехать. Миша! Где ты, Миша?
Шофер появляется, словно только и ждал призывного голоса хозяйки:
— Я здесь.
— Настю в больницу отвезешь? — Чуть слышное фырканье Натальи Александровны подтверждает неуместность вопроса.
Тихая, теплая погода, на веранде чаепитие. Картина, написанная Эдуардом Листовым незадолго до смерти, называется «Летний вечер на даче», на ней изображены домочадцы, сидящие за столом, в середине его стоит самый настоящий старинный самовар. Картина еще не продана, висит на стене, в студии покойного художника. Почему-то кажется, что руки сидящих на веранде людей испачканы чем-то красным.
АЛЫЙ
— Извините, девушка, Бога ради, можно вас на минуточку?
— Да? Что вы хотели?
— Вы, кажется, тоже работаете медсестрой в травматологии?
— Да.
— Я так и подумала. Сегодня, ведь, ваше дежурство?
— Да. Мое. Так что вы хотели? Я тороплюсь, извините.
— Буквально одну минуточку. Скажите, девушка, а часто ваши больные умирают?
— Что?!
— Ну, часто последствия травм приводят к смерти?
— Часто. Вы себе даже не представляете! Вот вчера привезли к нам мужчину…
— Да-да. Извините, что перебиваю вас. Словом, у меня к вам дело несколько деликатного свойства. Вы денег хотите заработать?
— Денег?
— Ну да. Как я понимаю, не от большого богатства вы здесь работаете, оклад-то мизерный.
— Ну, в общем-то…
— Хотите пять тысяч долларов?
— Пять тысяч?! За что?!
23 
