Последние отзывы

  43  

Прямо там, на кладбище, как только землекопы подровняли печальный холмик, получили свои деньги и ушли, эта самая дочь объявила адвокату, что подаст в суд и обжалует завещание, написанное папочкой в состоянии временного умопомешательства. "Милости прошу, – сухо ответил тот. – Уж я постараюсь, чтобы судебные издержки превысили сумму, которую оставил вам Григорий. Учтите, моя дорогая, что обратно в Хайфу вы после этого суда отправитесь пешком, с котомкой для сбора подаяния. Для вас это будет Страшный суд, не будь я Соломон Кац".

Именно он, Соломон Давидович Кац, действительный член Российской коллегии адвокатов, поведал Федору Филипповичу эту кладбищенскую историю. Он же горячо и искренне заверил генерала, что Григорий ни за что на свете не стал бы участвовать в похищении и фактически уничтожении хоть сколько-нибудь ценного произведения живописи. К сожалению, добавил Соломон Давидович, Григорий Иннокентьевич ничего не говорил ему об этом деле – увы, увы!

– Увы, – повторил Федор Филиппович и развел руками. – Вот с тех самых пор мы с Глебом и гоняемся за призраками – помимо всего прочего, как вы понимаете.

– Понимаю, – сказала Ирина Андронова и закусила губу: кажется, она действительно начинала понимать.

* * *

Пока Федор Филиппович рассказывал историю жизни и смерти Гриши Пикассо, Глеб сходил в прихожую и вернулся оттуда с объемистой спортивной сумкой. Когда он поставил сумку на пол, оттуда послышался глухой металлический лязг. Услышав этот подозрительный звук, Федор Филиппович нахмурился: ему было не впервой видеть Сиверова со спортивной сумкой, в которой приглушенно лязгало железо, но он не понимал, какого дьявола Глеб приволок ЭТО сюда. С ума он, что ли, сошел? Девчонка и так нервничает, а тут еще целый мешок огнестрельного оружия...

Не прерывая рассказа, генерал наблюдал, как Слепой присаживается на корточки и привычным, до боли знакомым движением раздергивает "молнию" сумки. Темные линзы его очков бесстрастно поблескивали, отражая дневной свет, руки что-то сноровисто и ловко делали внутри сумки, негромко позвякивая металлом. Затем Глеб выпрямился, и Федор Филиппович с огромным облегчением увидел у него в руках не автомат с глушителем и не снайперскую винтовку, а всего-навсего электрическую плитку и небольшую медную турку с деревянной ручкой.

Губы Сиверова тронула едва заметная ироническая улыбка: похоже, он догадался, о чем думает генерал, и это его позабавило. Потом Слепой отвернулся и принялся возиться на подоконнике, расставляя там свое кофейное хозяйство. Из сумки появилась жестяная банка молотого кофе, за ней последовали три чашки тонкого фарфора – когда речь шла об употреблении кофе, иной посуды Сиверов не признавал.

Он сходил на кухню, где, кроме раковины и водопроводного крана, не было ничего, даже газовой плиты, набрал в турку воды и вернулся в комнату. Здесь Глеб включил плитку, поставил на нее турку и щедрой рукой насыпал в воду кофе. По комнате, забивая запахи пыли и табачного дыма, поплыл приятный, щекочущий ноздри аромат.

Двигаясь легко и бесшумно, как вышколенный дворецкий или опытный охотник, Сиверов убрал со стола приготовленное генералом сомнительное угощение, оставив только коньяк, и расставил вместо него чашки. Кофе закипел как раз к тому моменту, когда Федор Филиппович закончил рассказывать, и было непонятно, вышло это случайно или Сиверов нарочно подгадал с напитком к концу генеральской речи.

– Сахара я не принес, – сказал он, – но...

С этими словами, хитро улыбаясь, Глеб достал из сумки небольшую коробку конфет.

– Обставил, – проворчал генерал, – как есть обставил по всем статьям! Вот она, современная молодежь! Никакого почтения – ни к возрасту, ни к должности, ни к чину... Пока начальство работает, подчиненные, видите ли, пакуют кухонные принадлежности!

– Да, – встрепенулась, будто после сна, Ирина Андронова, – в самом деле, Глеб Петрович, вы что, всегда носите с собой все необходимое для приготовления кофе?

– Зная его, я бы не удивился, – заметил Потапчук. – Это какой-то кофейный маньяк! Будто не русский человек, а какой-нибудь бразилец...

Сиверов ловко, не пролив ни капли на генеральскую скатерть, наполнил чашки и, ни у кого не спрашивая согласия, добавил в каждую немного коньяку.

– Отвечаю по порядку, – сказал он, стоя над столом с чашкой в руке, как будто вознамерился произнести тост. – Вернее, в обратном порядке. Насчет своего происхождения могу сказать лишь, что все люди – братья, независимо от того, произошли они от обезьяны или от Адама с Евой. А кофейные принадлежности я с собой обычно не таскаю, просто сегодня особый случай... В общем, можете считать это подарком на новоселье.

  43