Это сколько машин потребуется? А сколько солярки сожжешь! Да и где рвать? Это же тысячи тонн!
Майор понимающе кивал.
– Но тем не менее, мы все должны осмотреть.
– Ну если вам так хочется, можем пойти прямо сейчас, – чувствуя, что майор и двое офицеров настроены на работу, предложил Борщев.
– Служба сперва – остальное потом.
– А шашлыки как, подождут?
– Подождут, подождут, – ответил голубоглазый майор.
– Тогда идем.
И все сели в машины. Впереди поехал командирский «Уазик», следом за ним «рафик». И уже через полчаса открывались железные двери, зажигался свет, и люди ходили по подземному арсеналу, испуганно глядя по сторонам. А на них тупыми рылами смотрели авиационные бомбы, густо покрытые смазкой.
– Если хотите, можете считать: в штабеле ровно триста штук. Через двадцать метров еще триста и так полкилометра. Хотите – считайте.
Голубоглазый майор из ГРУ вытащил калькулятор, присел на край вагонетки и принялся считать.
Почти четыре часа блуждала проверка по лабиринтам. И майору из ГРУ пришла в голову мысль, которой он поделился с подполковником:
– Послушайте, а выбраться отсюда мы сможем?
– С нами сможете. У нас был, правда, один случай, молодой солдат забрел, так мы его искали, мерзавца, трое суток. А с ним что случилось, – захохотал подполковник Борщев, – мерзавец, спать захотел! Замучили его старослужащие до такой степени, что он неделю не спал. Вы же знаете какие здесь порядки были поначалу. Мучили бедных новобранцев, приучали к «порядку», чтобы служба медом не казалась. Так этот остался на складе после работ, забрался поглубже, накрылся шинелью, шапку под голову и заснул. А проснулся – от страха в штаны наделал. Вокруг темно, а куда идти не знает.
Спичку зажечь страшно, фонаря с собой у него не было. Свет зажигается только на пульте – словом, попался. А тут кричи не кричи, хоть тресни, никто тебя не услышит.
Хорошо хоть одному сержанту пришло в голову, что молодой солдат не убежал из подразделения, а остался в складе. Когда мы его нашли, он был весь в дерьме, перепуганный на смерть. Уж как он нас благодарил, ноги бросился целовать. Он уже себя похоронил.
Хорошо что вода здесь есть, кое-где стены протекают. Вы же видите, лужа на полу, а так бы от жажды с ума сошел, да еще пара сухарей в кармане нашлась. Бомбы же жрать не станешь…
– Это точно, не станешь.
– Ни на что они уже не годны.
– И что потом сделали с этим солдатом?
– С ним уже ничего не делали, майор.
У него от страха крыша поехала. Комиссовали его, отправили в госпиталь на обследование, а оттуда прямиком домой в родную деревню коровам хвосты закручивать. Больше этот солдат ни на что не способен.
– – Да, страшновато, – сказал майор.
– Так что смотрите, далеко от нас не отходите – потеряться тут легко.
– Все понятно. Пойдем к выходу.
– Погодите, майор, это же только один склад, а у нас их двенадцать и все они между собой соединены переходами с двойными металлическими дверьми. Давайте еще посмотрим, а то вдруг вы подумаете, что этот склад у нас образцовый и только здесь у нас порядок, а на остальных мы все уже вывезли.
– Не вывозили вы отсюда ничего. Я же вижу, что даже рельсы ржавые, а без вагонетки бомбу отсюда не вытащишь.
– Это вы верно заметили. Наблюдательны.
– Служба у нас такая.
– Тогда пойдем. Служба службой, а время-то уже к ужину приближается.
Майор взглянул на свои часы и сказал:
– Да, подкрепиться, подполковник, не мешало бы.
– Не называйте вы меня так официально – подполковником. Официальная часть кончилась. Я Валентин Витальевич, а вы?
– Я Петр Иванович Кудин, это Павел Васильевич Кошель, а этот, самый молодой, Андрей Дмитриевич Рагозин.
Полковник Иваницкий тоже представился.
Теперь офицеры разговаривали между собой уже совсем не так, как в начале проверки.
Между ними наладилось взаимопонимание и, как показалось Борщеву, полное доверие. Вот только полковник Иваницкий начинал нервничать, правда, виду не подавал.
Пока офицеры ГРУ осматривали один из отсеков, заполненный бомбами, Иваницкий спросил:
– Кто машину с человеком Гапона встретит?
– Я, наверное, займусь ими. Выпивка, девочки, ну, по полной программе, короче. – Предложил Борщев.
– Давай, займись. Я тогда отправлю спирт.
Подполковник кивнул и хотел улыбнуться своему начальнику, но тут же вспомнил вчерашний день, и лишь кривая усмешка мелькнула на его усталом лице. Все еще болело под ребрами, да и шишка на затылке давала о себе знать. Шкаф в кабинете начальника полигона стоял дубовый.