— Это ваше? — спросил Рябцев.
— Нет, — ответил Илларион, — ваше.
— Понятых прошу подойти к столу, — сказал Рябцев, доставая из кейса бланк протокола.
Сержант водрузил пакет на стол и торжественно извлек на свет божий четыре потрепанных книги и Тощую пачку денег, перетянутую черной аптекарской резинкой. Капитан посмотрел на книги и едва заметно нахмурился. Илларион, проследив за его взглядом, искренне развеселился: правая рука капитана Рябцева явно не вполне представляла себе, чем занимается левая. На столе лежали «Два капитана» Каверина, изданные в 1949 году, перепечатка «Молота ведьм» восемьдесят девятого года, очень потрепанный экземпляр Джеральда Даррелла и роскошно изданный, но тоже знававший лучшие времена «Конек-горбунок». Илларион едва сдержал улыбку при виде всего этого великолепия, а Рябцев крякнул и полез за новой сигаретой.
Пока капитан заполнял бланк протокола и давал расписаться понятым, Илларион хранил молчание. Он тоже закурил и с интересом наблюдал за развитием событий, гадая, как носатый капитан будет выкручиваться из этой ситуации.
Наконец понятых отпустили. Гражданин в бейсбольной кепке по дороге к дверям бережно поддерживал Ольгу Ивановну под руку, приговаривая: «Осторожно, угол» и «Не споткнитесь, здесь порожек». Когда дверь за ними закрылась, все четыре сержанта собрались в комнате и привольно расселись кто где, картинно поигрывая автоматами. Илларион понял, что все они полностью в курсе, и успокоился: все были свои и можно было не стесняться.
— Ну что, гражданин Забродов, — начал капитан, — колоться будем или как?
— Дурень, — сказал ему Илларион, — кончай эту бодягу. Ты же влип по самое некуда, тебе бежать надо, спасаться, а не в сыщиков играть. Ты посмотри, что твои уроды мне подбросили. Да тебя любой следователь прокуратуры засмеет с такими вещдоками, даже малограмотный. Не умеешь — не берись.
Капитан помолчал, играя желваками.
— Ладно, — сказал он наконец. — Кончай так кончай. Давай так: покойного ты знал? Знал. Был у него накануне, покупал что-то. Дальше. Профессия твоя нам известна, а убит покойничек, между прочим, голыми руками — шею ему свернули, причем одним махом, он даже, наверное, и сообразить не успел, что ему башку откручивают. Тоже, между прочим, без специальной подготовки не сделаешь. Алиби у тебя нету — это нам известно. Деньжата из стариковом кассы у тебя — копейка в копейку его дневная выручка. Он, жидок этот, записи вел очень, между прочим, кстати. Что там остается — книжки? Книжки, не спорю, знатные, за такие человека порешить разве что с похмелья можно, да и то, если в голове две извилины. Так ведь их и поменять можно, как в библиотеке, понял? Дело техники. И потом, знаешь, сколько на одном моем отделении «висячек»? Все на тебя повешу, хотя тебе и половины хватит. Ты не сомневайся, мы их тебе хорошо пришьем, аккуратно зубами не оторвешь. Ясна ситуация?
— Дерьмо ты, капитан, — сказал Илларион. — Вешал бы свои «висячки», зачем же было старика убивать?
— Ты полегче, — обиделся капитан. — Старика твоего никто из моих ребят пальцем не тронул. Кто его грохнул — теперь до второго пришествия не дознаешься. Но всем удобнее считать, что это сделал ты.
— Хорошо, — сказал Илларион, оглядывая комнату. — Ты ведь пришел, чтобы что-то предложить. Давай, выкладывай.
Капитан сидел в кресле у дальней стены. Рядом с Илларионом, смяв массивным задом книги, прямо на столе устроился все тот же свинорылый сержант. Упираясь одной ногой в пол, а другой болтая в воздухе, он нависал над Забродовым горой потного мяса — видимо, по замыслу это должно было выводить Иллариона из равновесия. Еще один сержант разместился на подоконнике. Он безучастно покуривал, время от времени сплевывая в открытое окно и провожая каждый плевок задумчивым взглядом. Автомат он держал под мышкой и, насколько мог разглядеть Забродов, тот стоял на предохранителе.
Третий, длинный и худой, настоящая жердь, скучая, подпирал косяк двери, которая вела в прихожую. На лице его застыла вселенская тоска, и он периодически чисто рефлекторно начинал ковырять в носу мизинцем. Четвертый сержант, что-то тихо насвистывая сквозь зубы, изучал содержимое развороченных книжных полок. Руки его были едва ли не по локоть засунуты в глубокие карманы галифе.
— Предложить? — переспросил Рябцев, имитируя удивление. — с чего ты взял, мразь, мокр ушник, что я, капитан милиции, буду тебе что-то предлагать? Таким, как ты, место на нарах, возле параши! Тамошние пидоры тебе что-нибудь предложат, не сомневайся!