6 
Так Анна стала главным объектом самых отвратительных сплетен. Она не замечала этого, потому что слишком любила свою работу. Да, большая зарплата нужна была семье, но для нее самой не деньги были главным. Анне нравилось общаться с людьми, устраивать их отдых, слушать приятные отзывы об агентстве, радоваться каждому удачному рабочему дню. И всех, кто ленился и работу свою не любил, Анна осуждала, а поскольку она не умела скрывать своих эмоций, у нее появились враги. За глаза ее стали называть и слишком гордой, и слишком резкой, появились версии о неких странностях ее дружбы с Юсуповыми и бог знает еще какая грязь. Наконец сколотилась целая коалиция против подруги хозяев, которые по-прежнему часто отъезжали за границу, и лишние глаза тем, кто не хотел напрягаться на работе, были, естественно, не нужны.
Когда Анна вернулась из очередного отпуска, Андрей Юсупов вызвал ее к себе в кабинет и, не отрывая взгляда от полированной поверхности стола, заявил, что, подчиняясь мнению коллектива, решил ее уволить.
— Я плохо работаю? — растерявшись, спросила Анна.
— Нет, не в этом дело.
— Тогда в чем?
— Понимаешь, у меня дилемма, — он задержался, со вкусом перекатывая во рту красивое слово. Анна брезгливо отметила, что Юсупов толст и губы у него тоже толстые, влажные. — Дилемма: уволить тебя или всех тех, кто не хочет с тобой работать.
— А кто не хочет?
— Ну конкретно я не собираюсь никого называть. Многие.
— А почему не хотят?
— Видишь ли, говорят, что ты слишком высокомерная и будто бы однажды заявила, что мы, Юсуповы, тебе близкие друзья и кого ты захочешь, того мы и уволим. И что вообще все будет так, как захочешь ты.
— Чушь какая! Ты в это веришь?
— Ну знаешь, Аня… Я против тебя лично ничего не имею. Только это моя фирма, сама понимаешь. Ты вполне могла такое сказать. А сотрудники подумают, что я здесь не хозяин.
— Ты хотя бы знаешь, сколько я для этой фирмы сделала?
— А вот этого не надо. Не надо на меня давить, Аня, не люблю. Ты всего лишь наемный работник, хочу я платить тебе зарплату — плачу, не хочу платить, никто и ничто меня заставить это сделать не может. Ясно?
— Куда яснее. Когда же я уволена?
— Ну раз отпускные ты уже получила, значит, мы в расчете. Завтра на работу можешь не приходить.
— И куда мне теперь?
— Сообразишь. Хочешь — начинай все с нуля, приходи на собеседование.
— К кому?
— На твое место сегодня кого-нибудь назначим. Вот к этому человеку и приходи.
— Вы же меня все равно не возьмете, и не потому, что я профнепригодна. Обязательно надо еще и унижать?
— А говоришь, что не гордая.
Она поднялась из черного кожаного кресла.
— Оправдываться — значит признать себя виноватой. А я не сделала ничего, за что могу сейчас руки тебе лизать и прощение вымаливать.
Он недобро прищурился:
— Всегда знал, что в тебе это есть. Никогда не прогнешься. Ничему, Аня, тебя жизнь не научила. Что ж, прощай. Трудовую у Светланы сегодня же можешь получить. Сейчас. — Он демонстративно отвернулся к монитору. Анна поняла, что продолжать этот разговор бесполезно, и вышла из кабинета.
В соседней комнате ее встретила Светлана.
— Я уже подготовила тебе трудовую, — неприязненно бросила она. — Забирай.
— А ты-то на меня за что злишься?
— Хватит святошей прикидываться! Я-то думала, что ты мне подруга.
— А кто я тебе?
— Ты — шлюха! Еще в школе было понятно, что шлюха, когда ты забеременела от Ваньки Панкова.
— Значит, я одна в этом виновата? А он ни при чем?
— Я все знаю! К мужу моему подбиралась? А он тебя выпер, так и надо!
— Да кто тебе сказал такую глупость? Я замужем, у меня прекрасный муж, я его люблю.
— То-то он до сих пор без работы болтается, а тебе денежки нужны, чтобы этого бездельника содержать! Только здесь ты их не получишь. И не будешь больше использовать моего мужа. Можешь на панель пойти, а у нас приличная фирма, здесь проституток не держат.
— Света, да ты что? Это же ерунда. Нет, это просто смешно…
— Ей смешно! Убирайся! — Она швырнула Анне в лицо трудовую книжку.
— Света, послушай…
— Сейчас охрану вызову. Ты больше здесь не работаешь, уходи.
Анна вышла из кабинета. В коридоре, обессиленная, прислонилась к стене и замерла. Было до того плохо, что она долго не могла сообразить, где дверь. Все плыло перед глазами. На улице легче не стало. Она никак не могла понять, почему можно так безнаказанно оболгать человека. Просто кто-то где-то кому-то что-то сказал — и все, дело сделано. Клевета — как радиоактивное излучение, она убивает не сразу, зато наверняка.
6 
