Особенно,... 
73 
— Ваше благородие, здесь всюду броня! Отрикошетит! Опасно! — услышал Романов сквозь звон в ушах.
На выстрел вбежал Назимов с обоими конвоирами. Раз оставил камергера без присмотра, значит, уже понял — Штернберг не при чем.
— Вот кто шпион, — кивнул Алексей на съежившегося у стены лакея. — Депеши на телеграф носит он. И утром тоже отнес. Наверняка отправил донесение. Пока мы тратили время на Сусалина, а потом на Штернберга, он сделал свое дело. Обвел вокруг пальца…
— Господин полковник! Вот как Бог свят! — закрестился Федор. — Ни в чем не повинен! Какое донесение?
— Это мы легко проверим. С первой же остановки свяжусь с Могилевым и выясню. Пяти минут не займет. — Назимов поднял лакея за плечи, прижал к стене. — Отвертеться не удастся. Может, лучше сразу правду сказать?
Что-то в Федоре изменилось. Он уже не трясся. Был очень бледен и всё косил глазами куда-то вбок, но больше не блеял, заговорил твердо.
— Какой смысл? — Вытер губы, сплюнул. — За такие дела все равно виселица. И вообще…
— Что «и вообще»? — шагнул вперед Романов, пытаясь понять, куда поглядывает предатель.
Полковник поднял руку: не вмешивайтесь, я сам.
— Как раз сейчас у тебя верный шанс спастись от петли, — сказал он. — Другого не будет. Выложишь всё начистоту — обещаю снисхождение.
Что-то не совсем понятное происходило с лакеем. С каждым мгновением он становился всё белее, а вместе с тем и тверже. Назимову криво улыбнулся:
— Снисхождение? За царя-то? Навряд ли.
На стенные часы он смотрит, вот куда, догадался Алексей.
— Предотвращение цареубийства может быть вознаграждено полным помилованием, — продолжал соблазнять Георгий Ардалионович.
Но Федор на него не смотрел, только на часы.
— Теперь уж ничего не сделаешь. Ихний состав первым идет. Не свяжетесь, не остановите. Крышка самодержцу всероссийскому. Меня повесят, это точно. А вас с поручиком под суд.
И хрипло засмеялся, сволочь.
У Алексея опять потемнело в глазах, что-то нервы стали ни к черту.
Кинулся к изменнику, схватил за горло.
— Мерзавец!
— Идите, Романов, погуляйте, — шепнул в ухо полковник. — Теперь нужен добрый следователь. Сейчас он мне всё скажет.
Тяжело дыша, Алексей вышел в коридор. Стал зажигать папиросу — сломал спичку.
Подошла Татьяна Олеговна. Строгим, не терпящим возражений тоном сказала:
— Зайдите ко мне. Я должна с вами поговорить.
Убрал он папиросу обратно в портсигар, вошел за ней в кукольное розовое купе.
— Алексей Парисович, вы вели себя чудовищно!
«Женщин на войну пускать нельзя, — думал Романов. — Только силу отнимают».
— Татьяна Олеговна, ведь он изменник, германский шпион…
— Шпионы тоже люди, — перебила фрейлина.
— Вы же монархистка. Он царя хочет убить!
Одинцова всплеснула руками:
— Это не оправдание, чтобы бить испуганного человека. Тем более стрелять в безоружного! Вы же благородный человек, русский офицер…
12.28
Тимо размахивал ломом, крушил валявшийся на земле сук. Вьюн лениво складывал в тачку сухую щепу.
Жандарм покуривал, посматривал по сторонам — не столько на лес глядел, сколько на дорогу. Наверно, боялся, что командир пройдет по цепи и даст по шее за курение.
Вдруг бросил окурок. Сдергивая винтовку с плеча, сбежал на ту сторону насыпи.
А вот и царь-батюшка, догадался Зепп. Чуть раньше расчетного времени пожаловал. Секунд тридцать осталось ему царствовать, не больше.
Пора было выдвигаться на боевую позицию.
Теофельс побежал вперед, к заранее облюбованному укрытию: дереву, обломанному молнией на высоте человеческого роста. До железнодорожного полотна отсюда было всего полсотни шагов, но ствол защитит от обломков.
Тимо с Вьюном бросили свою тачку, тоже подтянулись к насыпи.
С каждым мгновением грохот становился громче, уж и рельсы завибрировали, загудели.
В это самое время…
— Все еще можно поправить, — задушевно втолковывал лакею Назимов. — Понимаете, душа моя, — он усмехнулся, — когда я утром объявлял о порядке следования поездов, я сказал неправду. Мы постояли на запасном пути не для того, чтоб пропустить вперед царский состав, а для маскировки. Литерный «Б» все равно движется первым. Государю ничто не угрожает. Вы только скажите мне, когда и где именно намечена диверсия, а уж я…
73 
