Последние отзывы

  83  

– Ручку дай, – потребовал Яхонтов, взял протянутую Сергеем ручку и, пристроив квитанцию на уголке стола, подмахнул ее уверенным росчерком. – Так-то оно лучше будет. А то мне почудилось, что ты мне из своего кармана заплатил. Ну счастливо тебе, парень. Что дальше делать будешь, не спрашиваю. Сам станешь с этим разбираться или в милицию побежишь – дело твое. Одно скажу: очень бы мне хотелось на эту красоту хоть одним глазком поглядеть. Отреставрировать его мне, конечно, уже не доверят. Скажут, пенсионер, глаз уже не тот, рука не та, да и пропуск в Фонд давно отобрали… Но поглядеть хотелось бы.

– Это уж как получится, – развел руками Муму.

– И то верно, – вздохнул старик и встал, чтобы проводить гостя до калитки.

* * *

Дверь открылась, и в музей вошла Ирочка. Сегодня она показалась Перельману еще более некрасивой, чем обычно: остренький носик покраснел от переживаний и стал совершенно неотличим от голубиного клюва, космы бесцветных волос выбились из прически и торчали куда вздумается, очки криво сидели на переносице, и их стекла были больше, чем всегда, захватаны потными пальцами.

– Боже, какой кошмар! – забыв поздороваться, воскликнула она.

Перельман с трудом сдержался и не поморщился: начиналось именно то, чего он ожидал. Сейчас школа будет гудеть несколько недель подряд, будут предлагаться версии одна глупее другой, будут долгие обсуждения в учительской, в коридорах, в классах и даже в сортирах – словом, везде, где соберется более одного человека. Он знал, что так будет, но именно сейчас он не хотел говорить об этом: просто не успел подготовиться.

Поэтому в ответ на Ирочкино восклицание он только коротко кивнул и вынул из пачки еще одну сигарету. Курение – вреднейшая привычка, но порой оно отлично помогает выиграть время и воздержаться от никому не нужных реплик. В этом смысле очень хороша трубка, но курить трубку Перельман так и не привык – от трубки его тошнило.

Ирочка осторожно двинулась по музею, озираясь по сторонам со смесью страха и любопытства. Когда она увидела пришпиленную к планшету сову и надпись над ней, ее глаза расширились так, что это было видно даже сквозь очки. Впрочем, она промолчала, и Перельман вынужден был признать, что при всех своих внешних недостатках Ирочка достаточно умна и тактична.

Переборов апатию, Михаил Александрович встал и галантно предложил Ирочке свой стул. Сам он уселся на край перевернутой витрины, как раз под злосчастной совой, закурил и стал разглядывать Ирочку, потому что разглядывать музей больше просто не мог.

– Вы не расстраивайтесь так, Михаил Александрович, – сказала Ирочка. – Их обязательно поймают. А зато вы теперь прославитесь. Знаете, какую Белкина про вас статью напишет!

– Да уж, – криво улыбнувшись, согласился Перельман. – Слава на всю Москву… А кто это – Белкина?

– Как это – кто? Белкина – это Белкина! Известнейшая журналистка! Она же у вас только что интервью брала. Она что, не представилась?

– Представилась, наверное, – сказал Перельман. – Просто мне было не до нее, вот я и не обратил внимания.

«Вот и еще один прокол, – подумал он. – Мне действительно было не до нее, и я действительно почти не обратил на нее внимания. Так, пришла какая-то крупнокалиберная красотка с пышным бюстом, отняла почти час времени… А обратить на нее внимание стоило. Мне теперь нужно держать в голове и подробнейшим образом анализировать каждую свою встречу и каждый разговор, чтобы вовремя заметить опасность. Да, многого я все-таки не предусмотрел, когда затевал это дело…»

– Понимаю, – сочувственно сказала Ирочка. – Я бы на вашем месте.., не знаю. С ума бы сошла, наверное.

«Это факт, – подумал Перельман. – Только для того, чтобы оказаться на моем месте, тебе нужно было сойти с ума заблаговременно. В здравом уме и твердой памяти ты бы на мое место не угодила. Кстати, вот вопрос: а сам-то я нормален?»

У него вдруг возникли серьезнейшие сомнения по этому поводу. Он часто читал, слышал и видел в кино, что обычный среднестатистический человек, совершив убийство, переживает личную драму, мучается угрызениями совести и порой даже идет на самоубийство, чтобы хоть так искупить свою вину. Сам он ничего подобного не испытывал. Ему было слегка не по себе, но и только.

– Послушайте, Ирочка, – сказал он. – Все это ерунда. Вот Михаила Ивановича жаль. Что за поколение растет, не понимаю. Знаю, что это попахивает старческим маразмом, но все равно утверждаю: мы такими не были. Ну вот не были, и все! Чего им не хватает?

  83