Последние отзывы

  112  

В 1782 году был назначен московским губернатором, а в 1783 году произведен в генерал-поручики. Императрице нравились его способности в расследовании преступлений, доставившие ему славу великого сыщика даже за границей. Все бы хорошо, да вот фигурою Николай Петрович не вышел. Был коротконог и годы его перевалили уже на пятый десяток... Однако, несмотря на краткость «доступа к телу», карьера Архарова в столице не прервалась. И он получил назначение обер-полицмейстером.

На его место Анна привлекла Василия Ивановича Левашова – генерал-поручика, сопровождавшего императрицу во время ее путешествия в Тавриду. Ему покровительствовал и Потемкин. Но – тоже более пары месяцев он при государыне не задержался. Затем, совсем на короткое время – Василий Петрович Померанцев – комедиант. В молодости, готовясь стать дьячком, он завернул случайно в театр, да так и остался актером. Его дрожащий голос и яркая декламация часто заставляли рыдать зрителей. В 1785 году он был принят на казенную сцену. В опочивальню государыни попал случайно, помимо Анны. Были и другие. Имен их в памяти не осталось, хоть и проходили они почти все через нее, прежде чем попадали в спальню императрицы. Даже Безбородко, как говорили, побывал в этой роли. Анна с тревогой следила за развитием этой интриги. Безбородко был отчасти ее креатурой. Но, в отличие от прочих, изворотливый хохол вышел из ситуации не только без потери места, но и с весьма солидной прибылью. Он хозяйственно купил в Полюстрове имение, в коем завел себе гарем из девок. Ими он, время от времени, обменивался с Никитой Ивановичем Паниным, и ездил в Смольный собор замаливать грехи. Только те ли были-то прегрешения? После причисления к Коллегии иностранных дел Александр Андреевич, сохранив прежнюю свою должность секретаря императрицы, неутомимо копал под своего начальника, прибирая к рукам всю переписку по вопросам внешней политики. При сем деле проявлял он немалую дипломатическую ловкость.

По смерти Никиты Ивановича Панина первое место в иностранной коллегии со званием вице-канцлера занял Остерман, но именно Безбородко, произведенный в тайные советники, стал там главным действующим лицом. Он сопровождал императрицу в ее поездках во Фридрихсгам на встречу с Густавом III, в Вышний Волочек для осмотра строящегося канала и в Сестрорецк на оружейный завод.

В 1885 году государыня пожаловала ему Владимирскую и Александровскую ленты и 5000 душ крестьян в Малороссии. А 12 октября того же года вместе с рескриптом о введении его в графское Римской империи достоинство, получил Александр Андреевич и лестное собственноручное письма государыни. В нем она в частности писала: «Труды и рвение привлекают отличие. Император дает тебе графское достоинство. Будешь comes! Не уменьшится усердие мое к тебе. Сие говорит Императрица. Екатерина же дружески тебе советует и просит не лениться и не спесивиться за сим».

В «нервные» дни, когда все придворные шарахались от императрицы, лишь толстый и всегда веселый Безбородко да граф Строганов, воротившийся недавно из заграничного вояжа, без страха заходили в ее кабинет. Александр Андреевич всегда с делами, но и с улыбкой. С ним даже самые неприятные решения давались легко. Главным достоинством сего дельца явилось то, что он полностью усвоил политические взгляды повелительницы и всегда верно истолковывал их, исполняя все так, как она хотела.

Со Строгановым государыня была, как ни с кем, откровенна.

– Уймись, матушка-государыня, – говорил граф Александр Сергеевич, нюхая табак из табакерки, выточенной из цельного изумруда. – Что с тобой деется? Как мне успокоить тебя? Может, врач твой Роджерсон – дурак набитый, что не может помочь?..

– Роджерсон тут ни при чем, граф. Время мое проходит, а я не могу с тем смириться. Любить хочу безумно, хочу, хочу... А погляжусь в зеркало – эх! Да и где она любовь-то? Вокруг – один блуд, что фрейлины, что статс-дамы... Жен сенаторских кавалеры глазами раздевают... Все об сем токмо и думают...

– А ты не преувеличиваешь ли, матушка? Пойдем-ка ко мне, поглядишь, каки новы полотна мне намедни привезли из Италии. Порадуемся вместе...

И они отправлялись, рука об руку, ко дворцу Строгановых, что стоял неподалеку от Зимнего на берегу Мойки-реки, глядеть картины в галерее графа...

А потом случилась беда. Кто-то подбросил в покои императрицы письмецо. Там стояло: «Душа моя, радость, несказанная. Я опять сижу взаперти. Старуха как с цепи сорвалась. Губит все вокруг своим распутством. Когда-то, наконец, перебесится. Завтра, как поедет гулять, выберу момент. Отправь и ты своего...».

  112