Алкоголь почему-то не брал его на этот раз, и Терентьеву было от этого втройне тяжело.
Он старательно закрутил крышку фляжки и спрятал ее в вещмешок, вытянув затем оттуда маленькую переносную радиостанцию небольшого радиуса – нечто вроде известных "уоки-токи".
Снова тяжело вздохнув, капитан Терентьев выдвинул коротенькую пластиковую антенну и нажал кнопку вызова…
* * *
Уже начинало темнеть, когда старший лейтенант щелкнул тумблером радиостанции:
– "Второй", я "Первый", прием.
– "Второй" слушает, – тут же отозвался приемник голосом старшего сержанта Арканова.
– Присмотри площадку подходящую, будем тормозить. Пора становиться на ночлег.
– Понял. Тут как раз что-то такое есть, подходите ко мне. Жду.
– Идем.
Через несколько минут взвод вышел на неширокий уступ, с одной стороны ограниченный довольно крутым спуском, с другой – нависавшей над ним почти отвесной стеной. Отсюда было только два пути – по одному они пришли, другим, в обход горы, намеревались отправиться завтра утром в бой. Значит, можно было считать это место идеально подходящим для ночного отдыха.
– Отлично, Аркан, молодец, – оглядевшись, одобрил выбор своего замкомвзвода Сергеев. – Все, привал. Командиры отделений, ко мне!
Старший лейтенант отвел сержантов чуть в сторонку и расстелил на земле карту:
– Вот, мужики, смотрите. – Он посветил фонариком, чтобы ребятам было лучше видно. – Здесь находится застава "Красная", а вот здесь, на этой площадке, – мы.
– Ого! – обрадовался командир второго отделения Юрка Егоров. – Так мы, считай, пришли!
– Почти пришли, скажем так. Этот склон, что навис над нами, придется огибать завтра утром.
Одиннадцать часов – время удара по "духам" сразу с трех сторон: с нашей, с заставы и со стороны второго взвода. До этого момента мы должны выйти на боевой рубеж, произвести разведку и рекогносцировку. Всем этим будет заниматься отделение Арканова…
– Есть! – отреагировал Толик.
– Поэтому сейчас клади, Аркан, всех своих орлов спать. Отделение Егорова обеспечивает часового на северном выходе с уступа, – Сергеев показал на карте, – отделение Даниленко – на южном.
– Ясно, товарищ старший лейтенант, – вразнобой отозвались сержанты.
– Сейчас девять, подъем – в шесть. Часовых меняйте каждый час, чтобы не позасыпали. Огня не разводить, поужинать консервами из сухпайков и спать. Курить только под плащ-палатками. Соблюдайте режим полной тишины и секретности.
Помните, что "духи", вполне возможно, уже совсем близко, поэтому, сами понимаете…
– Так точно, командир, – ответил за всех Аркан. – Не беспокойтесь, все будет четко.
– Ну, тогда можете отдыхать…
Сергеев подозвал радиста, приказал ему связаться со штабом и коротко доложил:
– "Гнездо", я "Кукушка". Вышел в квадрат 5-Д.
Время "Ч" прежнее. Как поняли? Прием!
– "Кукушка", я "Гнездо". Молодцы!
* * *
Аркан лежал, глядя широко открытыми глазами в ночное небо. Огромные яркие звезды в бескрайней черной глубине горели таинственно и отчужденно – совсем не так, как дома. Здесь, в горах, эти звезды, казалось, нависают над самой головой, а дома они мерцают далеким волшебным светом – загадочным, манящим, родным.
Звезды чужого неба всегда волновали и тревожили Анатолия, пробуждая глухую тоску по дому.
Аркан давно уже научился преодолевать в себе это чувство, заглушать желание пройтись по улицам родного города; он научился отстраненно и равнодушно смотреть на свое прошлое, научился не стремиться в будущее и не мечтать о нем.
Но именно теперь, когда до дембеля оставалось всего ничего, а утром предстояло в последний раз пойти в бой, под пули и гранаты "духов", это чувство снова обострилось. Натруженные за день ноги гудели, плечи ломило так, будто на них до сих пор висел пятидесятикилограммовый рюкзак, а сон все не шел.
Он не любил спать во время боевых походов в спальном мешке, считая его не самой удачной разработкой конструкторов армейской экипировки.
Вот и сейчас, в отличие от многих своих ребят, он использовал мешок лишь в качестве матраса, подложив под голову десантный рюкзак и укрывшись от ночной прохлады плащ-палаткой. Верный друг – автомат лежал рядом, и Аркан машинально держал левую руку на его цевье.
Было уже, пожалуй, часа два ночи. Толику не хотелось поднимать руку, чтобы свериться со светящимся циферблатом своих командирских часов.