Особенно,... 
44 
Шаги Холодова были единственным звуком, жалкой попыткой порвать безукоризненное полотнище тишины.
Эти шаги бисером бились в уши. Самому Холодову они казались ударами молоточков внутри черепа. А потому он замер в ожидании невесть какого зрелища.
Наконец, незримая дверь в стене открылась. Появился Домбоно в ореоле загадочного света. За ним два жреца несли кровать. На ложе, замотанный в золотую пелену, лежал Мин-Ра. Лежал неподвижно… Неподвижность, стылая заторможенность казались в Мерое символами божественности… А еще тишина, эта ужасная, мертвая тишина!
Холодов вздрогнул. Ложе поставили в двух метрах от него; жрецы бесшумно удалились. Домбоно указал на детское тельце.
— Я повторю то, что уже говорил вашему товарищу: коснувшись сына Солнца, вы неразрывными нитями связываете свою жизнь с его жизнью.
Холодов молча кивнул головой. Судорога сдавила горло. «Давай, парень, — шепнул он. — Обследования, диагноз, приговор, можно оперировать или нет. Прогноз, от которого зависит наша жизнь. Жизнь Ники…»
— Это что такое? — наигранно возмутился он, а сердце ушло в пятки. — Это почему это парень на кровати лежит?! Пусть встает.
Домбоно глядел на Холодова так, как будто Алексей только что убил Мин-Ра. Мальчик не шевелился, только пальчики едва заметно подрагивали. Нервозно перебирали расшитую золотом пелену.
— Что такое? — громко повторил Холодов. — Парень должен встать.
— Но это невозможно! — Домбоно едва пришел в себя от ужаса. — Он и так еле жив от боли.
— Вот это я и хочу увидеть!
— Никто не должен видеть, как страдает сын Солнца!
— За исключением его врача. А я теперь — его врач!
Откуда-то издалека до него долетел голос… нереальный, звеняще-вибрирующий, металлический.
Звуки чужого языка, которые, возможно, звучат мелодией, когда рождает их не этот холодный голос. Языка, который он даже пытался учить вслед за Пашкой и Никой, но как видно, кишка оказалась тонка, хотя кое-что сейчас он начинал припоминать.
Домбоно скрестил руки на груди и повернулся к Холодову. В золотых одеждах запутался солнечный зайчик, такой яркий, что был способен ослепить глаза. А у золотой стены стояла женщина, подобная солнцу.
Мальчик на кровати взволнованно вздрогнул. Свет на стене погас. Холодов, обалдев, глядел туда, где только что стояла богиня Мерое. Теперь он видел лишь золотую стену, украшенную картинками из истории Мерое.
— Мин-Ра сейчас поднимется, — мрачно сообщил Домбоно. — Его жизнь связана с вашей жизнью…
— Это начинает надоедать! — отмахнулся от него Алексей. — А я уже сыт по горло древними ритуалами! Ваша царица кажется мне единственно разумным человеком в здешних краях. Я бы хотел поговорить с ней.
— Если она захочет…
— Вот уж ни за что не поверю, что матери неинтересно узнать, что с ее ребенком. Я ведь буду с ней говорить как врач, как медик…
Глаза Домбоно угрожающе сверкнули. «Ага, — усмехнулся Холодов. — Здесь все, как у нас, родимых. Такая же снедающая зависть врачей. Домбоно тут «главврач», его слово — закон. И вот является нежданный-негаданный нахал и говорит нечто, что ему не по вкусу. Вот вам и начало медицинских войн всех времен и народов. Что ж, в этом отношении Мерое очень даже современное государство. Передовое. И все врачи — братья, люто ненавидящие друг друга».
— Вы что, не видите? Он же встал! — сердито выкрикнул Домбоно.
Холодов торопливо повернулся. Мин-Ра стоял рядом с постелью из слоновой кости, голова и тело замотаны золотой пеленой. Рост у него был, как у четырнадцатилетнего подростка, мальчик с любопытством поглядывал на чужеземного врача.
— С ним можно говорить?
— Да сколько угодно. Мальчик понимает немного по-английски. Я сам учил его.
Еще один парадокс старинного города. Холодов подошел к принцу, с трудом державшемуся за спинку кровати.
— Я понятия не имею, как нужно разговаривать с принцами, — честно признался Холодов по-английски. Слава богу, английский он еще не успел забытть со времен специализированной школы. — Сколько тебе лет?
Домбоно вздрогнул. Чужеземец сказал Мин-Ра «ты»! Он разговаривает с принцем, как с уличным мальчишкой. Нет, этот наглец точно поплатится за свою дерзость головой.
— Много! — отозвался Мин-Ра. Это был голосок мальчика, старавшегося казаться взрослым. Холодов улыбнулся. В этот момент он позабыл о фантастическом городе Мерое, затаившем дыхание за стенами царского дворца, позабыл об оживших богах. Перед ним стоял мальчик, больной мальчик, страдавший от невыносимых мучений.
44 
