– А я не собираюсь уезжать, – возразил Виктор. Голос у него сорвался. – Я намерен узнать, что делается с электричеством и водой. Это ваша работа?
Зурзмансор поднял желтое лицо.
– Нет, – сказал он. – Мы больше не работаем. Прощайте, Банев. – Он протянул через конторку руку в перчатке. Виктор машинально взял эту руку, ощутил пожатие и пожал сам. – Такова жизнь, – сказал Зурзмансор. – Будущее создается тобой, но не для тебя. Вы, наверное, это уже поняли. Или скоро поймете. Вас это касается больше, чем нас. Прощайте.
Он кивнул и снова принялся писать.
– Пойдем! – прошипел над ухом Квадрига.
– Ничего не понимаю, – громко, на весь вестибюль произнес Виктор. – Что здесь происходит?
Он не желал, чтобы в вестибюле было тихо. Он не желал ощущать себя здесь посторонним. Не он здесь посторонний, и нечего Зурзмансору сидеть в три часа ночи за конторкой портье. И нечего меня запугивать, я вам не Квадрига… Но Зурзмансор не услышал или не захотел услышать. Тогда Виктор демонстративно пожал плечами, повернулся и направился в ресторан. В дверях он остановился.
В зале тускло светились торшеры, тускло светилась люстра, тускло светились рожки на стенах, и зал был полон. За столиками сидели мокрецы. Они все были одинаковые, только сидели в разных позах. Одни читали, другие спали, а многие, словно окоченев, неподвижно смотрели в пространство. Светлели голые черепа, пахло сыростью и медикаментами. Окна были распахнуты, на полу темнела вода. Не было слышно ни звука, только плеск дождя доносился снаружи.
Потом перед Виктором появился Голем, напряженный, озабоченный, совсем старый.
– Почему вы еще здесь? – спросил он вполголоса. – Уходите, здесь нельзя.
– Что значит – нельзя? – сказал Виктор, снова раздражаясь. – Я хочу выпить.
– Тише, – сказал Голем. – Я думал, вы уже уехали. Я стучал к вам. Куда вы сейчас?
– К себе в номер. Возьму бутылку и пойду к себе в номер.
– Здесь нет спиртного, – сказал Голем.
Виктор молча показал пальцем на бар, где тускло блестели ряды бутылок. Голем оглянулся.
– Нет, – сказал он. – Увы.
– Я хочу выпить! – повторил Виктор упрямым голосом.
Но он не ощущал в себе упрямства. Он хорохорился. Мокрецы смотрели на него. Читавшие опустили книги, окоченевшие повернули черепа, и только спавшие продолжали спать. Десятки блестящих глаз, словно повисших в красноватом сумраке, смотрели на него.
– Не ходите в номер, – сказал Голем. – Уходите из гостиницы. К Лоле… Или к доктору на виллу… Только чтобы я знал, где вы находитесь. Я за вами заеду. Слушайте, Виктор, не ерепеньтесь, делайте, как я говорю. Рассказывать сейчас некогда и непристойно. Жалко, Дианы нет, она бы подтвердила…
– А где Диана?
Голем опять оглянулся и посмотрел на часы.
– В четыре часа… или в пять… она будет на автостанции у Солнечных ворот.
– А где она сейчас?
– Сейчас она занята.
– Так, – сказал Виктор и тоже посмотрел на часы. – В четыре или в пять у Солнечных ворот. – Ему очень хотелось уйти. Невыносимо было стоять вот так, в фокусе внимания этого тихого сборища.
– Может быть, в шесть, – сказал Голем.
– У Солнечных ворот… – повторил Виктор. – Это там, где вилла нашего доктора?
– Вот-вот, – сказал Голем. – Отправляйтесь на виллу и там ждите.
– По-моему, вы просто хотите меня выпроводить, – сказал Виктор.
– Да, – сказал Голем. Он вдруг с интересом уставился Виктору в лицо. – Виктуар, неужели вам совсем-совсем не хочется отсюда убраться?
– Мне хочется спать, – небрежно сказал Виктор. – Я две ночи не спал. – Он взял Голема за пуговицу и вывел его в вестибюль. – Ладно, я уйду, – сказал он. – Но что это за пандемониум? У вас здесь съезд?
– Да, – сказал Голем.
– Или вы подняли восстание?
– Да, – сказал Голем.
– А может быть, война началась?
– Да, – сказал Голем. – Да, да, да. Убирайтесь отсюда.
– Ладно, – сказал Виктор. Он повернулся, чтобы идти, но остановился. – А Диана? – спросил он.
– Ей ничто не грозит, – сказал Голем. – И мне тоже. Никому из нас ничто не грозит. Во всяком случае, до шести. Может быть, до семи.
– Вы мне отвечаете за Диану, – сказал Виктор тихо.
Голем вынул носовой платок и вытер шею.
– Я отвечаю за все, – сказал он.
– Да? Я бы предпочел, чтобы вы отвечали только за Диану.
– Вы мне надоели, – сказал Голем. – Ох, как вы мне надоели, прекрасный утенок. Диана с детьми. Диане абсолютно ничего не грозит. И уходите. Мне надо работать.