Особенно,... 
32 
Тут она коротко вздохнула:
«Где он все-таки. И с кем? Девушка, замужняя дама? Красивая, хорошенькая или так себе?…»
«…Так себе», — оценил Илья девушку, к которой пришёл на свидание. В офисе Тамара показалась ему гораздо симпатичнее. Или он просто в дурном настроении?
Он подъехал к метро без пяти восемь, Тамара уже была там. Ждала его, стоя у колонны. С минуту раздумывал: подойти, не подойти? Может, ну его? Развернуться и домой, взлететь на второй этаж и броситься в ноги этой злодейке. Ссора-то пустяковая! Теперь, когда немного остыл, понял это.
Тамара одета по моде, и, насколько он уже научился в этом разбираться, тряпки не дешевые. Фигура у нее плохая, вот в чем беда. Зато духи приятные. Он понял это, когда подошел-таки и сказал:
— Привет! Давно ждешь? — Запах луга: колокольчики, ромашки, на листьях капли утренней росы.
— Пять минут.
— Извини.
— Ты же не нарочно?
— Не любишь, когда опаздывают?
— От людей ведь нельзя требовать так же много, как и от себя?
«Ого! Какая щедрая девушка!»
— Куда ты хочешь поехать?
— А ты?
— Обычно выбирает женщина.
— Я догадываюсь, что у военнослужащих не очень большие зарплаты. Но мне ужасно неудобно предложить свои.
— Неужели секретарши в нашей стране неожиданно разбогатели?
«Что же у нее за взгляд такой? Как будто все время спрашивает: неужели ты не знаешь? А что я должен про нее знать?»
— Нет, не разбогатели.
— Тебя как лучше называть: Тамарой, Томой, Марой или еще как-нибудь?
— А как ты хочешь?
— Мало ли, что я хочу.
— Тамара — это царица. Лучше Томой.
— Значит, буду звать Томой. Насчет того, что на дорогой ресторан у меня денег не хватит, ты права. Не будем строить из себя Рокфеллеров? Правда?
Кивнула согласно, Илья развил мысль:
— Смиримся с тем, что мы простые российские граждане, не обремененные большими деньгами, а куда в Москве ходят гулять такие граждане?
— На Арбат.
— Умница. И вечер сегодня чудесный — тепло и ветра нет. Лето скоро кончится, а жаль. Кстати, я на колесах. Ну что, поехали?
— Поехали!
В машине она спросила:
— А где ты отдыхал?
«Вот этого тебе знать не надо», — подумал Илья и охотно соврал:
— На даче. У твоих родителей есть дача?
— Да, — она слегка запнулась.
— И у моих есть. Дача у предков — это пунктик. Твои как? Целый день копаются на грядках?
— Нет, — Тамара застеснялась. — Они этого не любят.
— Повезло. А как же овощи? Картошка, капуста?
— Мы покупаем.
— Счастливые!
— Илья, а можно посмотреть твою дачу?
— Дачу? — растерялся он. — А чего ее смотреть? Домик маленький, участок тоже. Яблок в этом году нет, деревья отдыхают. Зато черноплодной рябины полно. Говорят, что много рябины — к морозной зиме. А ее каждый год много. Когда в Москве последний раз была морозная зима? А черноплодная рябина не вкусная. Зато от высокого давления очень полезно. Моя мама отжимает сок и закрывает его в банки. Как у твоих родителей с давлением?
Он болтал всякую чепуху. А Тамара ничего, слушала. Яна, например, при упоминании о даче, картошке и крыше, которая течет, дико хохотала и говорила, что пора изживать в себе плебейство. За городом, мол, надо отдыхать, но никак не работать. На даче нужен зеленый газон и гамак. И любимый мужчина, выспавшийся и отдохнувший.
Почему бы не показать Тамаре дачу? Маме будет приятно. Слишком часто родители стали упоминать о чужих внуках. «А вот соседский Колька… А вот Ванька у Соловьевых…»
И неожиданно для себя Илья спросил:
— Хочешь поехать в эти выходные ко мне на дачу?
— Хочу. Очень.
— А что скажет мама? Я забыл спросить: сколько тебе лет?
— Двадцать пять, — словно и не услышала тайной насмешки.
— Двадцать пять?! А я думал, лет девятнадцать-двадцать.
— Маленькая, да? Что поделать: не выросла. Вот сестра у меня высокая.
— У тебя сестра есть?
— Младшая.
— Мама и за ней так следит, как за тобой?
— Нет. Она еще не вышла из доверия.
— А ты что, уже вышла?
— Да. — Тамара вздохнула.
— Совершила страшное преступление? — усмехнулся он.
— В глазах моих родителей — да.
— Накрасила губы маминой помадой?
— Ты считаешь меня маленькой девочкой? По-твоему, это все, на что я способна?
— Извини. Я сегодня не в духе.
— Поссорился с любимой девушкой, — улыбнулась вдруг она. — Понятно.
32 
