Последние отзывы

  20  

Он вдруг замолчал, словно что-то припоминая, почесал затылок под обтертой ушанкой, поморгал розовыми с перепоя глазами и с некоторой задумчивостью проговорил, медленно пережевывая кусок сала:

– Не, ни хрена подобного, не здесь. У меня это было в бане, вот где. Или не в бане? Да нет, точно в бане, Серега голый был, в чем мать родила. Сидит голый и плачет: сын, мол, в секту пошел. Я, говорит, к нему с ремнем, а он, значит, за топор, а глаза белые, как у вареной селедки… Я, видать, тоже голый был… Баня ведь все-таки…

– Ясное дело, – счел необходимым поддержать его Андрей. Он больше не пил, внимательно слушая рассказ пьяневшего на глазах Василия и благодаря судьбу за то, что та привела его не в приемный покой больницы, а именно сюда. Нужно было только вытянуть из собеседника побольше, пока тот не окосел окончательно и не начал нести околесицу и ловить по углам чертей. – А вот ты про напарника своего рассказывал, про сменщика…

Как его". Аркадий?

– Ну? – совершенно пьяным, плывущим голосом переспросил Василий.

– Ты говоришь, он тебе что-то рассказывал. Что рассказывал-то?

Василий вдруг совершенно неожиданно протрезвел прямо на глазах. Это произошло так стремительно, что Андрей даже испугался.

– Рассказывал… – с непонятной интонацией повторил Рукавишников. – Уж что рассказывал, то рассказывал… Ты не мент?

– Да боже упаси, – искренне ответил Андрей.

– Ну так и незачем тебе это знать, – не слишком вежливо отрезал истопник, снова впадая в состояние, предшествующее полной прострации. – Кто много знает, тот мало живет, слыхал?

– Слыхал, – ответил Андрей. – Только я, как видишь, до сих пор жив, а уж какие истории печатал, какие люди грозились меня по самые ноздри в землю вбить… Я тебе, Вася, так скажу: не надо их бояться. Никого не надо бояться, и все будет в порядке.

Он и сам уже был порядком нагрузившись и начинал городить чепуху. Он-то знал наверняка: тот, кто вообще ничего не боится, – просто калека, моральный урод, и век таких людей, как правило, до смешного короток. Страх – один из основных защитных механизмов, спасающих нас от преждевременной смерти. Просто, если не хочешь превратиться в слизняка, нужно найти внутри себя кнопку, с помощью которой этот механизм можно выключить хотя бы на время, и тогда репутация человека, незнакомого с чувством страха, тебе обеспечена. Но ему нужна была информация, и он колол Рукавишникова, как следователь колет упорного свидетеля, не желающего давать показания из опасений, чаще всего вполне обоснованных, за целость своей драгоценной шкуры. Ход был примитивный, но его свидетель пребывал в таком состоянии, что наверняка заснул бы, не дождавшись завершения одной из тех хитроумных комбинаций, с помощью которых съевший на интервью собаку Шилов обычно вытягивал у неразговорчивых собеседников интересующие его данные. Кроме того, Василия явно так и распирало изнутри, алкоголь ослабил его тормоза, и ему не терпелось поделиться своими знаниями с тем, кто был согласен слушать… тем более что собеседником оказался корреспондент столичной газеты.

– В общем, имей в виду, – после долгой паузы сказал он, допивая остатки водки, – имей в виду, я тебе ничего не говорил… И вообще, я тебя не видел, не знаю и знать не желаю. Так вот, – он наклонился над столом и поманил к себе Андрея, – есть у меня подозрение, что эти богомольцы оружие прикупают, взрывчатку… Уж не знаю, кого они там воевать собрались, а только что же это за божьи люди, у которых ящики со взрывчаткой в подвале стоят?

– Гонишь, – с притворным недоверием сказал Андрей. – Какая взрывчатка, что ты несешь? Ты сам подумай, где это видано? Прославиться, что ли, захотел?

Рукавишников медленно улыбнулся, показав желтые от никотина зубы. Он опять выглядел совершенно трезвым, и Андрей снова испугался: уж очень резкими были эти внезапные перепады.

– Может, и гоню, – сказал он, вставляя в уголок рта сигарету без фильтра, – а может, и нет.

Мое дело сказать, а ты уж кумекай сам, как знаешь.

А славы мне твоей не надо, жизнь, знаешь ли, дороже. И если ты, писатель, мое имя в своей газете пропечатаешь, так и знай, загубишь русского человека ни за понюх табаку. Понял?

– Понял, – так же медленно, с расстановкой сказал Андрей, но Рукавишников, похоже, его уже не услышал, он храпел, уронив всклокоченную голову с уже начавшей пробиваться на макушке плешью на скрещенные руки. В пальцах правой руки дымилась забытая сигарета. Андрей аккуратно вынул ее из пальцев и хотел было выбросить, но передумал и стал курить, глядя в грязное оконное стекло, в котором не было видно ничего, кроме все той же котельной и стола, на котором среди остатков закуски сиротливо стояли две пустые водочные бутылки.

  20