Последние отзывы

  102  

Совсем запуталась. Андрей сказал, что Галя Зайкина ни в чем не виновата. Мужа убили не по ее заказу, Пенкина — в ее отсутствие. Что она всего лишь соучастница. На стороне которой масса смягчающих обстоятельств, одно из которых — беременность. Но все равно: виновна.

«Зачем я это делаю?» — подумала она, аккуратно упаковывая дневник в пакет с яркой надписью. Пакет положила в сумку. Сегодня они должны были встретиться у метро и поехать на дачу к Олегу Хлынову.

Задание Андрея она выполнила. Нашла ключик к следователю Семенову, а теперь и вовсе едет с ним на дачу к оперуполномоченному Хлынову. Кругом своя. И в милиции, и в прокуратуре. Как сказать Васе, что она собирается подать прошение с просьбой зарегистрировать брак с осужденным Пенкиным? Ведь скоро суд.

Теперь все изменилось. Семенов от нее не отходит, а она… Она не может лгать всю жизнь. В дневнике — правда. И что теперь с ним делать? Отдать?

Она просто-напросто хочет переложить ответственность на Семенова. Это он должен принять решение. Галя Зайкина не так глупа, чтобы не понять, что светит Андрею Орлову, если выяснится, что он жив. Пожизненное заключение, поскольку на смертную казнь наложен мораторий. Андрей никогда не выйдет из тюрьмы, если… Его судьба в руках Василия Семенова. Если, конечно, в его руках сначала окажется дневник.

«Зачем я это делаю?»

В машине они болтали о пустяках. Она раза два запускала руку в сумку, но достала оттуда сначала зеркальце, потом помаду. Семенов выглядел так, будто камень упал с его души. Был весел, все время шутил. Дело Пенкина теперь будет решаться в суде.

«Ошибаешься, — думала она, улыбаясь в ответ на его шутки. — Все будешь решать ты. Единолично. А каково это — выносить приговор? Да еще близкому человеку?»

Она вспомнила мужа, Михаила Конанова, и рука опять потянулась к сумке. Каково это? Выносить приговор? Он должен понять. Сначала понять, а потом уже судить ее.

— Пить? — улыбнулся Семенов, заметив ее движение.

— Что? Да, пить хочу.

Он обернулся и взял с заднего сиденья бутылку минеральной воды:

— На. Теплая. Но тебе и нельзя холодного.

«Это жестоко», — подумала она. И рука бессильно опустилась. Она всячески оттягивала неприятный момент. Тема Пенкина не обсуждалась.

А за городом был рай. Лето в этом году удалось. Зелень буйствовала, радовали глаз яркие цветы. Погода стояла замечательная! Семейство Хлыновых приняло ее сдержанно, должно быть, им была известна предыстория. Но к вечеру все отправились жарить шашлыки, мужчины выпили, расслабились, жена Хлынова, Вера, тоже не отставала. Было весело. Тема Пенкина и здесь не обсуждалась. Она догадалась, что по просьбе Семенова на нее наложено табу. И опять не решилась достать из сумки пакет, в котором лежал дневник.

Семенов заметил ее нервозность и спросил:

— Наташа, что случилось?

— Ничего, — ответила она вместо того, чтобы сказать «Я не Наташа» и сунуть ему дневник. Со словами: «Вот, читай».

Он отнес ее нервозность на счет беременности. Мол, гормоны разыгрались. Заговорили о детях. Вера сразу начала вспоминать, как вынашивала и рожала своих детей. И мужчины скромно удалились. А на следующий день…

На следующий день они возвращались в Москву. Она больше устала, чем отдохнула. Надо наконец решаться. Семенов довел ее до подъезда и спросил:

— Дом-то когда сносят?

— Вот-вот.

— Уже нашла, куда переезжать?

— Думаю над этим.

— Может, ко мне? — И он отвел взгляд.

Тянуть дальше было невозможно. Она выхватила из сумки пакет и сунула ему.

— Вот.

— Что это? — удивился Семенов.

— Ты должен это прочитать. Но не сейчас. И не здесь.

— Хорошо. Я прочитаю. А как насчет…

— Здесь — все. Правда. Ты же хотел узнать правду.

— Какую еще правду? — буркнул он.

— О том, кто такой Пенкин. И… кто такая я.

— Наташа, ты о чем?

— Я не Наташа, — сказала она и почти побежала к подъезду. Семенов смотрел ей вслед с недоумением.

Хлопнула дверь. Наталья убежала, а он вертел в руках пакет, морща лоб. «Это что еще за петрушка такая?» Заглянул в пакет, вытащил оттуда общую тетрадь в клетку. Открыл. «За полчаса до того как умереть, я уже была…»

— Так, — вслух сказал он. И повторил: — Так.

Потом сердито посмотрел на ее окна. Сел в машину, громко хлопнув дверцей. Открыл тетрадь. Прочитал первый абзац и закрыл. Бросил тетрадь на сиденье. Вставил ключ в замок зажигания. Так. Он ехал домой. Тетрадь лежала рядом, на переднем сиденье, он все время на нее косился. «За полчаса до того как умереть…» И что дальше?

Он читал дневник Нат… этой женщины несколько часов. Не торопясь, с расстановкой. Особенно интересные места перечитывал. А в самом конце и вовсе завис. В том месте, где Орлов давал своей лю… Нат… в общем, этой женщине инструкции. Как, к примеру, вести себя со следователем Семеновым, как поймать его на крючок. Первая реакция была: да я вас по стенке размажу! Он даже потянулся к телефону, хотел позвонить Собакину. А прав был Иосифович. Вот что значит чутье! Развели его, как мальчишку! Самоубийство Кошкина было подстроено. Этот Пе… или как его там? В общем, он сам сунул Кошкина в петлю. О том, что было до того, думать не хочется. И она могла его… Как это? Любить! Вот! Понятно теперь, что такое любовь! Это когда оправдываешь самые мерзкие и отвратительные поступки человека, который…

Он просто захлебывался. Мысли скакали, он листал дневник, перечитывая запомнившиеся места. Вот оно как. Вот кто она такая. Ну и что это меняет?

Мысль была неожиданной. Если разобраться, выбора-то у нее особенно и не было. Мужа она, конечно, зря… Тьфу ты! Он встал, взволнованно прошелся по комнате. Взад-вперед. Итак, эта женщина хочет, чтобы выбор сделал он. А любовь -это когда прощают самые отвратительные и мерзкие поступки. Дофилософствовался!

— И что же ты теперь будешь делать, Вася? -вслух сказал он, глядя в окно. За окном была ночь. Какая-то особенно темная. И звезды. Какие-то особенно яркие…

  102