Уже вторую неделю Игорь не прикасался к кистям.
Он смотрел на палитру, на два мольберта с неоконченными картинами, на засохшие краски, на полувыдавленные тюбики. Палитра уже покрылась толстым слоем серой пыли, и краски утратили свою яркость.
– Черт, как плохо! – вновь прошептал Игорь и попытался подняться.
Все тело болело. Особенно нестерпимо боль донимала шею. Игорь повертел головой сначала в одну сторону, затем в другую.
«Который сейчас час?» – подумал он и принялся шарить глазами по стеллажам у дальней стены мастерской.
Где-то там должен был стоять будильник. Но как ни пытался Игорь найти его взглядом и увидеть черные стрелки, это ему не удалось. Затем он посмотрел на пол и увидел красный будильник рядом со старыми башмаками. Будильник был разбит.
Игорь превозмог себя, выбрался из кресла, подошел к будильнику и поднял. Странное дело – механизм продолжал работать, и из будильника слышалось однообразное тиканье.
– Любопытно.., любопытно…
Часы показывали половину двенадцатого.
– Скоро полдень, – сказал сам себе Игорь и поставил будильник на стеллаж.
Все тело ломало. Боль жила в каждой клетке, даже в кончиках пальцев, даже в ресницах и в завитках черных волос.
– Ой, как мне плохо! – снова простонал Игорь и тоскливым взглядом посмотрел на низкий столик, на котором в беспорядке валялись бутылки, пепельница, полная окурков, грязные стаканы, какие-то банки, кусочек засохшей ветчины, корки от бананов и прочая дрянь – даже смотреть противно.
Малышев почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Он с отвращением отвернулся от мерзкого натюрморта и как подкошенный рухнул на стоящий в углу топчан. Взвизгнули пружины.
Игорь поджал ноги, его трясло.
– Где же Петля? Где же этот проклятый Бычков-Бочкарев? Пришел бы он скорее!
Обычно скульптор появлялся в мастерской Игоря Малышева во второй половине дня.
Игорь ненадолго забылся и очнулся от громкого стука в железную дверь. Колотили явно ногой. Звонок уже давным-давно не работал.
– Кого это несет? – стряхивая сон и оцепенение, пробормотал Малышев и двинулся к двери.
Он потянул засов. Железо заскрежетало, и тяжелая дверь открылась. На пороге стоял Андрей Бычков-Бочкарев. За его спиной хохотали две девицы в черных потертых кожанках.
– А вот и я! Ну как ты, Гоша? Небось, ломает?
– Ох, ломает! – скрипнув зубами, процедил Игорь и отошел в сторону, впуская гостей.
– А ты, наверное, думал, я приду один?
– Да я вообще ничего не думал. Хотел поспать, да ты не дал.
– Но вид у тебя очень заспанный.
Бычков-Бочкарев поскреб толстыми сильными пальцами скульптора давно не бритую щеку.
– Девчонки, проходите, располагайтесь, – сказал он, хлопнув крашеную блондинку по заднице.
Та хохотнула, но ничуть не оскорбилась на подобную вольность. Девицы зашли в мастерскую и удобно расположились на топчане, с которого только что вскочил Игорь, – Э, вы что расселись, как телки на пастбище? Быстро наведите порядок!
– У тебя ничего нет? – шепотом спросил Игорь своего гостя.
– Чего ничего? Конечно же, нет. Мы вчера все всадили.
– А что было потом?
– Потом – это когда? – попытался уточнить Бычков-Бочкарев, продолжая скрести небритое лицо.
– Ну, укололись, а дальше?
– Дальше ты лег на свой топчан, а я ушел.
– А девицы?
– Какие девицы? Ведь была только одна – Катушка.
Игорь Малышев повернул голову и посмотрел на одну из девиц. Это была Катя Сизова по кличке Катушка, натурщица, которую знала почти вся Москва. Полотна с ее изображением часто появлялись на всевозможных вернисажах. Катя была в общем-то красавицей: длинные русые волосы, пышный бюст, тонкая талия, красивые ноги и лицо с загадочным взглядом темно-синих глаз.
– Катенька, ты почему со мной не осталась? – обратился к ней Игорь.
– С тобой? Так ты же был в отрубе.
– Но я же потом очухался…
– Очухался, очухался… Мы поехали к Прищепову.
– Нашли куда ехать, – грустно пробормотал Игорь Малышев, – Он вам хоть дверь открыл?
– Конечно, открыл. Ведь у Андрея еще оставалась двадцатка, и мы взяли две ампулы.
– Так вы, наверное, оттянулись по всей программе?
– А, я уже и не помню, – Катенька махнула рукой, а затем задрала рукав куртки и посмотрела на темный синяк – Андрей такой неумелый! Наверное, минут десять вену искал Я чуть с ума не сошла, меня чуть не вырвало.