Лоб ожгло ледяной болью, но Суворин не обратил на это никакого внимания. Им овладела жажда боя, которая на время притупила иные ощущения.
Сухо щелкнули пистолетные выстрелы — как резкие удары бича. Что-то с силой толкнуло Панкрата в плечо, разворачивая его назад и влево, но он уже выхватил пистолет и выстрелил с пола, почти не целясь.
Тот из боевиков, который стрелял в него, был почти не виден в клубах заполнившего коридор серого газа, но Суворин не промахнулся — в который раз сказались годы тренировок. Пуля нашла свою цель, и чеченца швырнуло наземь с раздробленным горлом.
Второй был уже в палате — там гремели выстрелы. Секундой позже, однако, он вывалился из двери, дергаясь, словно марионетка, кукловод которой внезапно сошел с ума. Раненый, которому Панкрат, уходя, оставил оружие, встретил бандита огнем из “аргона”. Буквально изрешеченный пулями, чеченец рухнул к ногам Суворина уже бездыханным.
* * *
Командующий взял рацию из рук подбежавшего офицера. Приложил к уху динамик, в котором звучал хриплый взволнованный голос наблюдателя, следившего за госпиталем с вертолета:
— ..точно видели одного. Сколько еще обороняющихся, не знаем. Но они пока, похоже, держатся неплохо. Бой идет на третьем этаже.., в правом конце сквозного коридора.
— Продолжайте наблюдение, — коротко бросил командующий, когда голос в динамике умолк.
Повернувшись к командиру “Осы”, он приказал:
— Начинайте.
* * *
Командир боевиков в ярости заскрипел зубами. Черт побери, что же там, наверху, происходит? Словно там засел и не один человек вовсе, а целый отряд десантников. Он потерял уже семерых бойцов, так до сих пор и не получив ответа на свои требования. Он видел плохо скрываемую радость в глазах заложников, которые будто и не думают о своей смерти, будто и не дорожат своими жалкими жизнями. Его бойцы все чаще украдкой обмениваются косыми взглядами, а лица все больше и больше мрачнеют.
Командир принял решение. Пусть тот русский супермен, что засел наверху, делает что хочет — он не станет распылять силы. В зал ему все равно не прорваться, а ведь здесь — гарант выполнения всех его требований — заложники. А чтобы поторопить русских, он начнет убивать по одному заложнику каждые полчаса.
Повернувшись к сидевшим на полу людям, он остановил свой взгляд на сухощавом брюнете лет тридцати с перебинтованной головой.
— Встать! — рявкнул чеченец, ткнув в его сторону стволом пистолета. — На выход, живо!
Он удовлетворенно отметил, как побледнели лица этих людей, пытавшихся сейчас понять, что именно он задумал.
Мужчина медленно поднялся и шагнул в направлении двери.
— Ахмад, проводи его, — жестко приказал командир одному из боевиков по-чеченски. — Пристрелишь на пороге и вышвырнешь во двор.
За его спиной в ужас охнула женщина. Командир быстро обернулся.
— Знаешь наш язык? — прищурившись, спросил он. — Похвально. Переведи остальным…
* * *
Панкрат поправил повязку. С помощью однорукого он смог наложить ее на удивление прилично. Может быть, немного туговато, но ничего. Главное, чтобы рука не затекла. Пуля, к счастью, прошла навылет, и рана не слишком болела. Если не шевелить рукой, конечно.
Раненый негромко спросил его — без особой, впрочем, настойчивости:
— А ты откуда здесь такой взялся? Из какой части? Врать Суворину не хотелось, и он решил ответить на вопрос правдиво.
— С гражданки я. К невесте приехал… И только тут осознал, что в горячке боя позабыл о самом главном — о том, что в этом же крыле, скорее всего, сейчас находится его Ирина. Если она еще жива.
Раненый принял его внезапную бледность за признак слабости после потери крови и проговорил сочувственно:
— Да, братишка, здорово тебе досталось… Панкрат, не слыша его, поднялся, взял автомат и направился к выходу из палаты. Переступил через остатки двери, сорванной с петель, и исчез в дверном проеме.
— Удачи! — крикнул ему вслед раненый.
Перед тем, однако, как покинуть третий этаж и спуститься вниз, Панкрат еще раз зашел в кабинет старшей медсестры. И правильно сделал, иначе девушка, которую он заставил спрятаться в шкафу, просидела бы там до второго пришествия. Он с порога крикнул:
— Не пугайся, свои!
Подошел, отворил дверцу и вытащил медсестру наружу — маленькое заплаканное существо, сидевшее в позе эмбриона, едва ли не пряча голову между колен. Вся смелость покинула ее окончательно и бесповоротно.