131 
— Стойте, иначе будем стрелять! Все пятеро остановились.
— Сложите оружие!
Поколебавшись, Суворин первым положил в грязь под ногами сначала автомат, а потом и пистолет. Подумав, нож оставил в ножнах на поясе, лишь передвинул их на видное место — вперед.
— А может, не стоит, командир… — почему-то шепотом произнес Шумилов, хотя с такого расстояния его не расслышали бы, даже говори он в полный голос.
— Давай, Мирон, не раздражай патруль, — ответил Панкрат. — Они тут не каждый день ходоков встречают, могут и пальнуть от незнания манер.
Его спутники повиновались и тоже сложили оружие у своих ног.
— А теперь сделайте двадцать шагов вперед! — произнес тот же голос. — С поднятыми руками!
Когда они подчинились, заурчал двигатель одного из бронетранспортеров, и тяжелая тупорылая машина, разбрасывая колесами грязь, вырулила из-за железобетонной будки. На ее левом борту сидели трое бойцов в форме внутренних войск, и они держали на прицеле странных пришельцев, неторопливо шагавших с поднятыми руками к будке, в которой, судя по всему, и находился тот, кто говорил в мегафон. Впрочем, руки подняли не все, Шумилов, нога которого еще не пришла в порядок, вынужден был опираться на трость, а потому и не подумал подчиниться команде. Бронетранспортер, надсадно взревев мотором, съехал на обочину, огибая шлагбаум, тут же вскарабкался обратно на дорогу и подрулил к спецназовцам. Машина затормозила, непочтительно обдав их при этом грязью, и солдаты спрыгнули с брони.
— Руки на затылок! — резко скомандовал старший, судя по нашивкам — сержант. — Живо, кому говорю!
— Вы — командир патруля? — спросил Панкрат, благоразумно подчиняясь требованию солдата.
— Увидишь еще командира, — хмуро буркнул тот. — Вперед, к шлагбауму.
Один из солдат подошел к Шумилову, который шел, как и прежде, опираясь на трость. С каким-то странным удовлетворением в голосе он еще раз, медленно и тщательно проговаривая каждое слово, повторил:
— Руки. На. Затылок.
Тот посмотрел на него так, как смотрят на человека, сказавшего полную чушь — взглядом, в котором сквозит откровенное сомнение в умственных способностях собеседника. Солдат дернулся под этим взглядом, словно от пощечины, и рывком выхватил из руки Шумилова трость, одновременно толкнув его стволом автомата в спину. Сержант пошатнулся, не удержал равновесие от неожиданности и сделал шаг вперед — на больную ногу. Скривившись, он осел, инстинктивно выставив руку, которой уперся в землю. Вернее, в жидкую грязь.
— Что ж ты, сука, делаешь… — сквозь зубы ругнулся он, пытаясь подняться под насмешливым взглядом солдата, гордого сознанием собственного превосходства. — Ты же свой вроде, мать твою так!
Остальные двое делали вид, что не замечают происходящего — они подгоняли Илзу, послушно положившую руки на затылок, и удрученного Рашида, с глаза которого сбилась повязка, обнажив темно-коричневый рубец раны.
Увидев, что Шумилов упал, Чепрагин и Панкрат, не долго думая, кинулись к нему, чтобы помочь подняться, но тут же хлестнул окрик:
— Назад!
Ему вторил лязг передергиваемого затвора.
Они молча переглянулись и едва заметно кивнули друг другу.
В следующую секунду Суворин будто приклеился к плотно сбитому пареньку, толкнувшему сержанта, в результате этого его автомат перешел в распоряжение Панкрата, а сам боец, совершив немыслимый кульбит в воздухе, всей спиной шлепнулся в плотоядно чавкнувшую жижу. Тут же в его шею, в ямку под ключицей, уперся ствол автомата. Суворин стоял над лежащим и, хищно сузив глаза, смотрел на конвоиров, которые не успели даже выстрелить, боясь попасть в своего.
Чепрагин помогал подняться Шумилову.
— Стоять, — холодно проговорил Панкрат, заметив, что один из солдат шелохнулся. — Стоять и слушать. Второй раз повторять не буду.
Краем глаза он заметил, что двое, выбравшиеся из заехавшего им за спину бронетранспортера, дабы собрать оставленное оружие, тоже замерли и наблюдают за происходящим.
— Я что, похож на чеченца? — громко спросил Суворин, сильнее надавливая стволом на шею лежащего — так, чтобы он плотнее вжался в жидкую грязь. — Или, может быть, он похож? — и он указал на Шумилова, отиравшего грязь с колена. — Вы что, здесь совсем озверели? Он же свой, черт вас задери, русский, как и все мы… Какого хрена, а? Только попробуйте еще раз что-нибудь подобное выкинуть, герои!
Последнее слово было наполнено таким презрением, что командир конвоя стушевался.
131 
