– Почему это “нам”? – оскорбился Копылов. – Я-то здесь при чем? И вообще, все наши исправно платят…
– Они тоже платят исправно, – кивнул пассажир в сторону белого “Москвича”. – Разве я говорю об этом? Если бы ты не боялся мести моих земляков, я уже давно валялся бы на асфальте с проломленным черепом. Попробуй сказать, что нет?!
– А чего, – после длинной паузы промямлил Копылов. – Какая разница, кому отстегивать? А вы ребята крутые, с пушками, не то что какие-нибудь чайники из подворотни…
– Ты дурак и трус, – высокомерно произнес пассажир и открыл дверцу. – Все вы, русские, одинаковы, – добавил он и вышел из машины, направляясь к белому “Москвичу”.
Копылов захлопнул за ним дверцу, так стукнув ею, что едва не оторвал ручку, и сплюнул себе под ноги.
– С-сучий потрох, – злобно прошипел он, глядя вслед своему пассажиру. – Чингисхан недоделанный, тля чернозадая… Взять бы тебя к ногтю, да ведь и вправду вони не оберешься…
Он попытался включить передачу, но руки у него ходили ходуном от злости, унижения и, чего греха таить, обыкновенного испуга, и коробка передач протестующе скрежетнула шестернями. Копылов беспощадно вогнал рычаг на место и рывком бросил машину вперед, развернувшись так круто, что “Волга” сильно осела на правую сторону и лежавшая под лобовым стеклом пачка сигарет, с шорохом проехав по всей передней панели, шлепнулась на пол. Копылов грязно выругался и вклинился в транспортный поток, подрезав круто затормозившую темно-синюю “Тойоту”.
Олег Андреевич Зуев сидел за баранкой своего “Москвича”, слушал Высоцкого и, неторопливо покуривая, продумывал детали разработанного совместно с Валиевым плана. В плане было много туманных мест, и прежде всего следовало подумать о том, каким образом расшевелить огромную инертную массу озабоченных только размерами собственной прибыли частных таксистов. Их нужно было как-то выловить по всей Москве и заставить собраться вместе или хотя бы избрать представителей, которые решат дальнейшую судьбу зарождавшегося профсоюза. Сам Олег Андреевич ни минуты не сомневался в необходимости такого объединения и был очень рад, найдя в Валиеве решительного, готового к конкретным действиям и риску человека.
Подумав о смертельном риске, Олег Андреевич почувствовал неприятный холодок под ложечкой. Пока что смертельный риск был для него просто красивым сочетанием слов. Истинный смысл этого словосочетания касался кого угодно: каскадеров, военных, пожарников, охотников на крупных хищников и матерых убийц, кретинов, от избытка энергии занимающихся экстремальными видами спорта, а также любителей курить в постели и хвататься за оголенные провода, чтобы определить, под напряжением они или нет, – кого угодно, но только не Олега Андреевича Зуева, бывшего инженера по обслуживанию промышленных холодильных установок, отца двоих детей, примерного семьянина и законопослушного гражданина сначала Советского Союза, а затем суверенной России.
Олег Андреевич был сутулым близоруким интеллигентом в первом поколении. Таких, как он, раньше называли слабогрудыми. Кроме слабой груди, у него был слабый характер. В свое время Олег Андреевич почитывал самиздат и в мыслях называл себя диссидентом. Он мечтал о демократии и суверенитете, но никак не мог предположить, что наяву эти слова окажутся синонимами всеобщего одичания, хаоса и беспредела везде и во всем. В этом новом мире было зябко и неуютно, и нет ничего удивительного в том, что в конце концов Олегу Андреевичу страстно захотелось навести некое подобие порядка хотя бы вокруг себя.
Наводить порядок в семье было поздно: измотанная вечной нищетой и больной печенью жена тихо ненавидела его и заодно с ним весь остальной мир, дочь выросла и напрочь перестала замечать своего родителя, снисходя до общения с ним только тогда, когда у нее кончались карманные деньги, а сын-старшеклассник безумно раздражал Олега Андреевича тем, что был его точной копией – болезненный, сутулый очкарик, совершенно неприспособленный к реальной жизни и проводящий все свободное время за чтением беллетристики самого низкого пошиба.
Поэтому идея организации профсоюза явилась для Олега Андреевича соломинкой, за которую он схватился с бешеной энергией утопающего. Кроме того, как уже было сказано выше, настоятельная потребность в профсоюзе назрела уже давно.
Непонятно было только, как быть со смертельным риском.