Юрий невольно улыбнулся, вспомнив минувшую ночь. Вдохновленный коньяком и марихуаной Самойлов развил бурную деятельность и вопреки всем законам природы сумел-таки выяснить, куда отбуксировали машину Юрия, В начале первого ночи они подъехали к штрафной стоянке, расположенной в Мневниках, на противоположном конце города. По дороге Самойлов то и дело прикладывался к своей фляге, так что к концу путешествия она совершенно опустела, а литератор в речах и осанке уподобился Зевсу. Наблюдая за ним, Юрий не сомневался, что пробуждение за решеткой будет для них немыслимым счастьем. Гораздо больше шансов было на то, что они вообще не проснутся, разбившись вдребезги на чертовом лимузине Самойлова, который порхал по проезжей части, как бегемот, спьяну вообразивший себя ласточкой.
Только пьяный и обкуренный в дым Георгиевский кавалер и лауреат безымянной литературной премии смог в половине первого ночи добиться того, чтобы им позволили забрать со штрафной стоянки автомобиль. Он метал громы и молнии, густо дыша коньячным перегаром, звонил кому-то по телефону, ругался черными словами и обзывал всех подряд бездельниками и казнокрадами. Судя по тому, что все это хулиганство сошло ему с рук, у писателя действительно были очень влиятельные друзья. Примерно через час Юрий уже сидел в усыпанном битым стеклом салоне своей старушки “Победы”, выводя ее со стоянки.
У ворот стоянки они расстались. Самойлов сунул Юрию свою визитную карточку, повалился на водительское сиденье “ЗиЛа”, с места дал полный газ и уехал в ночь, выписывая жуткие кренделя. Глядя ему вслед, Юрий подумал, что при сложившихся обстоятельствах шансов на новую встречу с Самойловым у него очень мало. Оба рисковали не добраться до дому: один – по причине полной невменяемости, вызванной алкоголем и травой, а второй потому, что намеревался проехать ночью через всю Москву с выбитыми фарами. Подумав об этом, Юрий снова улыбнулся: он доехал благополучно, значит, несчастливый билет достался Самойлову.
Добравшись до таксопарка, он перестал улыбаться: ворота бокса, в котором совсем недавно располагалась ремонтная мастерская, были заперты на огромный висячий замок. Никаких надписей и объявлений, поясняющих причины подобного запустения, ни на воротах, ни вокруг них не наблюдалось.
Юрий остановил машину на просторной асфальтированной площадке перед воротами таксопарка и выбрался из-за баранки, небрежно хлопнув дверцей. Запирать дверцу он не стал, поскольку ни одного стекла в машине все равно не было. Отойдя на несколько метров, он оглянулся. “Победа” выглядела так, словно простояла на этом пятачке грязного асфальта последние пятьдесят лет. Филатов вздохнул и двинулся к проходной.
Вахтер на проходной приветственно помахал ему рукой и приложил ладонь к козырьку засаленной форменной фуражки с зеленым околышем. Сегодня дежурил отставной майор Михалыч, хорошо помнивший Юрия и уважавший его за армейское прошлое. Юрий улыбнулся в ответ и прошел на территорию парка, на мгновение испытав ностальгическую грусть. Сколько раз он выводил желтую “Волгу” с зеленым огоньком в правом углу лобового стекла из этих самых ворот! Сколько раз, протирая кулаком слипающиеся глаза, он загонял в эти ворота машину с таким чувством, словно вернулся домой!
Он огляделся в поисках знакомых лиц. Как всегда между пересменками, парк выглядел пустым и заброшенным. Где-то в отдалении лениво прошагала сутулая фигура в сине-буром рабочем комбинезоне, по частям втиснулась в узкую калитку, прорезанную в железных воротах одного из боксов, и скрылась из вида. Юрий покосился на сделанную метровыми буквами надпись “НЕ КУРИТЬ!”, украшавшую фасад ближайшего к нему бокса, неторопливо закурил и двинулся вперед.
Знакомый автослесарь Колюня, ни отчества, ни фамилии которого не знал в таксопарке никто, за исключением разве что начальника отдела кадров, обнаружился там, где и положено находиться автослесарю в рабочее время, а именно под машиной, которая была подвешена на талях к потолку одного из боксов. Озабоченно насвистывая, Колюня что-то делал под облепленным толстым слоем грязи брюхом потрепанной “Волги”. Из-под машины доносилось позвякиванье металла и добродушные матюки. У Колюни был золотой характер – Юрий не мог припомнить случая, когда слесарь вышел бы из себя или пребывал в плохом настроении.
Юрий подошел к машине и, слегка наклонившись, похлопал Колюню по плечу.