Особенно,... 
98 
— И ты веришь?! — воскликнула Люба.
— Веришь не веришь, сейчас без разницы. Надо проверить сообщение. Если бумаги там, их изъять и… О! А вот и наши!
Люба изумленно смотрела на начавшуюся церемонию. По ступенькам свели Михаила Абрамовича Тюля, лицо у которого было не менее изумленным. За ним шел охранник, которого «сняли» у входа в здание, чтобы тот был понятым при обыске. Второй понятой предложили быть ей. Она напряженно смотрела, как по предложению сотрудников милиции Тюль добровольно открыл машину.
— Я не понимаю… — растерянно сказал он. -В чем дело? Что случилось? Какое вы имеете право?
— Это ваше, Михаил Абрамович? — спросил один из сотрудников милиции, вынимая из «бардачка» прозрачную папку с несколькими листками. Текст был частично отпечатан на принтере, частично набросан от руки. Сама папка была свернута в трубочку и засунута глубоко в «бардачок», с глаз долой.
— Что это? — удивился Тюль.
— Вы хотите сказать, что не знаете, что это за документы?
— Я понятия не имею…
— Зафиксируйте факт изъятия в протоколе.
Действо снималось на видеокамеру. Арена, на которой разворачивались события, была оцеплена милицией, но в окна смотрели любопытствующие и видели всю корриду даже без театральных биноклей.
— Вы за это ответите! — прошипел Тюль.
— А что это такое?
Из «бардачка» был извлечен пузырек с таблетками. Тюль напряженно посмотрел на этикетку.
— Вы страдаете сердечно-сосудистыми заболеваниями, Михаил Абрамович?
Лицо Тюля побагровело. Любе показалось, что сейчас его и в самом деле хватит удар.
— Что это такое?! — закричал Тюль. — Откуда это в моей машине?!
— И вот это.
Из «бардачка» были извлечены нитяные перчатки. Обычные белые перчатки, которые небогатые дачники приобретают по червонцу за пару для работ по приусадебному хозяйству. Теперь Михаил Абрамович был бледен.
— Мне все это подбросили! — заявил он.
— Кто подбросил? — спросил сотрудник милиции. — Когда? Вы кого-нибудь подвозили в последнее время? Кого?
— Я… — Михаил Абрамович явно растерялся. -Вообще-то, э-э-э… Два дня назад в «бардачке» ничего этого не было. Я человек аккуратный. Я искал там… Да какая разница, что я там искал! -рассердился вдруг он. — Не было там ничего! Не-бы-ло!
— Хорошо. Кто мог подбросить вам все эти вещи? Ваша машина на сигнализации. Посторонний мог в нее проникнуть?
— Посторонний нет, — решительно сказал Тюль.
— Тогда нам придется вас задержать до выяснения обстоятельств. Пока вы не вспомните. Прошу в нашу машину.
— Да что вы себе позволяете?!
Сил на это смотреть у Любы больше не было. Она понимала, что все эти вещи Тюлю действительно подброшены. Человеком, которому он доверяет. Которого не может заподозрить в подлости. Неужели Стас этого не понимает? А остальные?
— Любовь Александровна, распишитесь, пожалуйста.
— Что?
— Протокол, говорю, подпишите.
— Ах да.
Подпись второго понятого, того самого охранника, уже стояла. Люба попыталась разобрать, что написано в протоколе. Под чем она расписывается. Все правильно. Против фактов не пойдешь. Бумаги Шестакова нашли? Нашли! И нет никаких сомнений в том, что именно передозировка этих таблеток, из пузырька, найденного в «Мерседесе» Тюля, и послужила причиной смерти Ирины Петровны Мальцевой. Нитяные перчатки тоже на что-нибудь сгодятся. Мерлин оказался на редкость предусмотрителен.
Тюля увезли.
— Почему ты меня позвал? — сердито спросила она у Стаса. — Почему не Людмилу с ее съемочной группой?
— Она просилась на задержание преступника, -пожал плечами Самохвалов.
— А что здесь, по-твоему, произошло?
— Михал Абрамыча задержали для того, чтобы он посидел в тишине, вспомнил, кого подвозил в последние два дня на своей машине, кого в ней ненадолго оставлял. Он обязательно вспомнит имя.
— А ты и так это имя знаешь? — прищурилась Люба.
— Ну разумеется!
— Ну разумеется это Иннокентий Тюль!
— Ну разумеется!
— Тогда скажи: зачем он подбросил бумаги? Ведь теперь найти Марию Георгиевну Климову ничего не стоит! Так?
— Спроси что-нибудь полегче, милая, — развел руками Стас. — Тут уж я ничего не понимаю! А ты?
— Аналогично, — коротко ответила она.
— Мы стали жертвами какой-то чудовищной мистификации, — пожаловался Стас. — Вариант один: надо ехать к матери Марии Георгиевны Климовой. Если уж Мерлин добровольно нам ее сдал.
98 
