– Так почему же…
– А почему ты спрашиваешь меня? – снова перебил он. – Кто должен собрать ополчение?
– Ну… городские советы, власти островов, так? – предположил я.
– Уже горячо, – кивнул брат Иоанн. – Что им мешает?
– Что?
– А ничего, – снова изобразил он «глубокую вопросительность». – Церковь всегда благословляет подобные инициативы, потому что они богоугодны, как богоугодно все, что направлено на восстановление Закона в людских отношениях. Покарать совсем сорвавшихся с цепи убийц давно пора, верно. Но пока никто этого не делает, лишь собирают «полонный налог». Но вопрос «почему» ты задаешь именно мне. Почему-то.
– Но на Большом Скате преподобный Савва в своей проповеди призвал собрать ополчение, а он же представляет Церковь.
– Не так, – выставив открытую ладонь, сказал брат Иоанн. – Решение всегда принимает городской Совет. Они пишут протокол этого решения. А преподобный Савва просто призвал людей участвовать. Не было бы решения Совета – преподобный ничего бы не сказал. Церковь не правит людьми на каждом их шагу, она лишь поощряет делать эти шаги. И благословляет верные.
– А кто должен принять решение для того, чтобы идти на Тортугу? – спросил я.
– Я не знаю, – развел руками особист. – Сообщество городов… островов… надо просто договориться между собой тем, кто готов это сделать. Тем, кто понимает, к чему приведет усиление Тортуги, вот и все. Причем здесь Церковь?
– Я понял, – кивнул я.
Я действительно все понял. Брат Иоанн прав, у нищих слуг нет. Здесь все работают на себя и не кормят армию – значит должны эту самую армию заменять. Не создали сильной централизованной власти (не считать же таковой более чем ненавязчивую Церковь) – создавайте механизмы взаимодействия, все очень просто. Не будьте дураками, потому что дураков и в алтаре бьют. И хорошо если просто бьют, могут и вовсе постыдное учинить. Как с дураками-то иначе?
Принесли горячее. Камбала оказалась огромной, на всю немалую тарелку, зажаренная до золотой корочки и засыпанная вперемешку зеленью с чесноком. Рядом горка обжаренной в масле картошки. Взял половинку лимона, выдавил его по ножу, забрызгав соком всю рыбу, затем, быстро выдернув плавники по краям, поднял кожу и вытащил кусок нежнейшего белоснежного мяса. Вкусно… ужас как. Брат Иоанн предпочел мелких кальмаров, обжаренных во фритюре, тоже щедро поливая их лимонным соком.
– Как только закончу следствие, отправлюсь на Большой остров с пакетботом, – сказал он. – Как только разберешься с яхтой, закончишь ремонт и наберешь экипаж – дай туда телеграмму, назначим встречу. Оттуда и отправишься… навстречу подвигам, – чуть с насмешкой завершил он последнюю фразу.
– Понятно… готовьте этого… Паганеля вашего.
– Будет тебе Паганель, – кивнул он. – Не думай, что мы здесь Верна не читали. Если что и сохранилось из вашего времени, так это книги. Почти все, даже те, которые по-хорошему надо было бы сжечь, а потом о них забыть.
* * *
Яхту перегонять с казенного причала не стали. Капитан рейда переговорил с кем-то и с меня просто взяли плату как за коммерческую стоянку. Груза серьезного мы все равно не брали, свободные места в порту были, так что смысла не было перегонять.
К вечеру на борту навели порядок, прибравшись и выбросив все, что напоминало о прошлом экипаже, и при этом не представляло ценности для нового. Загрузили продукты, телегу с которыми подогнал Глеб, Фаддей принял топливо для стирлинга, который оказался почти таким же как и на «Чайке», но все же отличался в деталях. И маркировка на корпусе была на латыни, франкская все же постройка.
Разобрался с пушкой, она была точно такой же, как и на «Чайке». Запас снарядов, правда, был жидковат, надо будет пополнить. Интересно, по кому они это все расстреляли? Пустая тара лежит и в ней гильзы пустые, так что точно расстреляли. Ну да ладно, теперь это уже и неважно. К крепостным ружьям боекомплект был тоже попользован, с половину осталось, если по коробкам судить.
Я тоже перетряс все ящики у себя в каюте, выбросив оттуда все подчистую, после чего зашедший Глеб выложил мне на койку несколько стопок чистого белья, сказав:
– Вот, прямо с рынка, ни одна турецкая задница не терлась.
– По яхте что скажешь? – спросил я его, разворачивая простыню.
– Птица, что тут еще скажешь, – даже удивился он вопросу. – На такой хоть вокруг света, без всяких проблем.