- У меня тоже вполне определенные цели. - Энн сняла неудобный комбинезон и села, пока Барни готовил кофе. - В моем бараке - это в миле к северу отсюда - люди тоже отсутствуют, точно таким же способом. Если бы вы знали, что я так близко, вы бы искали меня?
- Наверняка.
Он нашел пластиковые, отвратительно разрисованные чашки и блюдца, поставил их на складной столик и придвинул стулья, тоже складные.
- Может, власть Бога не простирается до Марса, - сказал он. - Может, когда мы покинули Землю…
- Чепуха, - воскликнула Энн, приподнимаясь со стула.
- Я думал, мне удастся вас таким образом разозлить.
- Конечно. Он есть везде. Даже здесь. - Она бросила взгляд на его частично распакованные вещи, на чемоданы и запечатанные коробки. - Вы не слишком много с собой взяли, верно? Большая часть моего багажа еще в пути; он прилетит на автоматическом грузовике.
Она подошла к стопке книг и начала изучать названия.
- "О подражании Христу", - с удивлением прочитала она. - Вы читаете Фому Кемпийского? Это великая и прекрасная книга.
- Я купил ее, - ответил он, - но так и не прочитал.
- А вы пробовали? Могу поспорить, что нет. - Она открыла книгу на первой попавшейся странице и начала читать:
- "Знай, что даже самое малое дарованное Им велико; а самое худшее принимай как особенный дар и знак любви Его". Это могло бы относиться к нашей жизни здесь, на Марсе, правда? Убогая жизнь, замкнутая в этих…, бараках. Хорошее название, не так ли? Почему, Бога ради… - она повернулась, умоляюще глядя на него, - почему не существует какого-то определенного срока, после которого можно вернуться домой?
- Колония, по определению, должна быть чем-то постоянным. - ответил Барни. - Представьте себе остров Роанок.
- Да, - кивнула Энн. - Я об этом думала. Я бы хотела, чтобы Марс стал одним большим островом Роанок и все бы могли вернуться домой.
- Чтобы поджариться на медленном огне.
- Мы можем эволюционировать, как это делают богачи; можно проделать это в массовом масштабе. Она решительно отложила книгу.
- Но я не хочу этого, хитиновой скорлупы и всего остального. Есть ли какой-нибудь выход? Знаете, неохристиане верят, что они путешественники в чужой стране. Странники. Теперь мы действительно странники; Земля перестает быть нашей естественной средой обитания, а этот мир наверняка никогда ею не станет. Мы остались без родины! - Она посмотрела на него, ее ноздри расширились. - У нас нет дома!
- Ну, - неуверенно сказал он, - всегда остаются Кэн-Ди и Чуинг-Зет.
- У вас есть немного?
- Нет.
Она кивнула.
- Значит, вернемся к Фоме Кемпийскому. Однако она не взяла книгу и стояла, опустив голову, погруженная в мрачные мысли.
- Я знаю, что будет дальше, мистер Майерсон. Барни. Мне не удастся никого обратить в неохристианство; вместо этого они обратят меня в веру Кэн-Ди и Чуинг-Зет и тому подобное, что будет здесь в моде, лишь бы оно позволяло убежать от действительности. Как секс. Здесь, на Марсе, очень свободные взаимоотношения, знаешь? Все спят со всеми. Я попробую даже это, собственно говоря, я готова на это уже сейчас… Я просто не могу всего этого вынести. Ты видел, как выглядят здешние окрестности?
- Да.
Однако это не произвело на него столь удручающего впечатления, даже вид запущенных огородов, заброшенного оборудования и больших куч гниющих отбросов. Из учебных фильмов он знал, что окраинные районы всегда так выглядят, даже на Земле; до недавнего времени Аляска выглядела так же, а Антарктида, за исключением курортов, выглядит так до сих пор.
- Эти колонисты в той комнате, со своим набором, - сказала Энн Хоуторн. - А если бы мы забрали у них сейчас Подружку Пэт и разбили ее на кусочки? Что бы с ними стало?
- Продолжали бы смотреть свой сон. После погружения в сон необходимости в наборе уже нет. Почему тебе вдруг этого захотелось?
Он удивился: в этой идее имелся явный привкус садизма, а до сих пор девушка казалась ему неспособной на жестокие поступки.
- Склонность к разрушению, - сказала Энн. - У меня есть желание уничтожить их идолов - Подружку Пэт и Уолта. Мне хочется это сделать, потому что… - она на мгновение замолчала. - Я им завидую. С моей стороны, это не религиозная страсть, а просто обычная, низменная жестокость. Я знаю. Если я не могу к ним присоединиться…
- Можешь. И присоединишься. И я тоже. Однако не сразу. Он подал ей чашку кофе; она задумчиво взяла ее. Без тяжелого комбинезона она казалась необычно худой. Барни заметил, что они с ней одного роста; на каблуках она могла оказаться даже выше. У нее был странный нос. Слегка округлый, он тем не менее не выглядел смешно, но наводил на мысли о Земле, об англосаксонских и норманнских крестьянах, обрабатывающих свой маленькие поля.