— Странно. А как я на него вышел, на этого Хайкина? Или это было уже без тебя?
— Уже, — кивнул Руслан. — Ты привез его в прокуратуру за неделю перед тем, как тебе исчезнуть. Всю эту неделю долго и подробно с Хайкиным беседовал. Один на один. Протоколы этих допросов я не нахожу в деле. Кстати, что у тебя с почерком?
— Забыл, — вдруг рассмеялся он. — Ты представляешь? Забыл. Как писать — забыл. Глупость, да?
— Не скажи, — задумчиво протянул Руслан. — Короче, разговаривал ты с Хайкиным, разговаривал и вдруг метнулся в Горетовку.
— Да? Интересно.
— А вышел ты на него просто. Поднял старое дело и выяснил, что сосед убитого, с которым они в одном доме жили, на двух разных половинах, проходил восемнадцать лет назад свидетелем по первому делу.
— Ну, для этого не надо быть семи пядей во лбу.
— Не надо. А для того чтобы понять, что это мог быть не тот нож, надо?
— Как это не тот? Как не тот?
— Видишь ли, какая получается штуковина с этими кухонными ножами. — Руслан тяжело вздохнул. — Делал их лет так цать тому назад местный умелец, в тюрьме много лет отсидевший, и подобных ножей в Горетовке чуть ли не в каждом доме. Через точно. И не по одному. С резной деревянной ручкой. И инициалы на ней: «С. Ч», Саша Черный. Так умельца звали.
— Смешно! Как поэта.
— Какого поэта?
— Был такой поэт, Саша Черный.
— Ну, про поэта я не знаю, да и ты раньше не знал. С лирикой, Ваня, у тебя были проблемы.
— Да? Интересно.
— Я все о прозе. О ноже. Такой нож мог быть у любого (подчеркиваю) любого жителя деревни Горетовка.
— Только у горетовских?
— Эти ножики Саша обменивал у них на самогон. Дармовое на дармовое. Бартер. И дальше поселка ножи не уплывали. Как презент грубовато, а самогона и в Горетовке навалом, зачем Саше по соседним деревням ходить? Горетовка — это очень большой поселок. Почти город.
Он вдруг вспомнил совершенно отчетливо этот большой кухонный нож с деревянной ручкой. Из дуба. Да, точно. Рукоятка из дуба. А клеймо было выжжено. Не выпилено, не вырезано ножом, а именно выжжено. Буквы черные, неровные. У него тоже был скверный почерк, у этого Саши Черного, не поэта. Хороший нож, лезвие широкое, рукоятка удобная. Да, был такой нож. Сказал Свистунову:
— Да. Точно. Горетовский. Но остальные были убиты другими ножами. Причем разными.
— Вспомнил?! Что ножами вспомнил, уже хорошо, а вот что разными… Да, входные отверстия на других мертвых телах несколько иного размера. Молодец. Он, похоже, выбрасывал их, ножи эти. Как убьет — выбрасывал.
— Да. Так. Но почему ни одного не нашли?
— Почему ни одного? Один. «С. Ч.». Причем в луже крови.
— И это не показалось странным?
— Кому? Ты еще только десятый класс заканчивал, так что следователя Мукаева еще и в проекте не было. А тот следователь, что был тогда, со спокойной совестью посадил человека, которого утром нашли рядом с телом убитой женщины, еще не вполне протрезвевшего. Логично?
— Да. Вполне. А отпечатки?
— Вот с отпечатками ты потом, должно быть, сообразил. Ведь тот, кого посадили, нож в руки брал? Брал. Закуску резал. Хайкин брал? Брал. Он и принес нож в сарай. Этим ножом убили? Он был в крови убитой, это точно. И раны на теле нанесены подобным же ножом. Но вот тем или не тем…
— Что-то мне нехорошо. — Он стал вдруг поспешно развязывать галстук. — Ножи эти…
— Что? Водички? Водочки? Ваня?
— Жутко отчего-то.
— Надо думать! Десять трупов! И в каком виде!
— Да-да… Мутит… А ты?
— Что я?
— Тебе не плохо?
Свистунов вдруг скривился:
— А меня по голове не били. Чувствительность во мне еще, как видно, спит… Ну, открывай, что ли, свой сейф. Выпью я. Понедельник тяжелый день. Как тому быть и положено. Надо, Ваня, в Ржаксы ехать.
— А тебе не кажется, что на этого Хайкина кто-то оказывает давление? — В его голове стало вдруг пусто и ясно. Посмотрел на Руслана Свистунова очень внимательно, словно о чем-то догадавшись. И тот вздрогнул, отвел глаза:
— Давление? Кто это на него может оказывать давление?
— Не знаю. Тебе виднее.
— А почему это мне виднее? По-твоему, это я заинтересован в том, чтобы десять трупов повесить на тронутого Хайкина?
— А по-твоему, я?
— Не знаю, не знаю… Открывай, что ли, свой сейф.
— Хочешь проверить, там пистолет или нет? — усмехнулся он.
— Да иди ты… В самом деле. Это потом выяснится, кто кому друг, а кто кому враг. А сейчас открывай.