108 
Но все же было по-честному!
— Это я-а… Я умер… — впервые сказал тогда он. Голова болела, в ушах раздавался какой-то странный звон.
Точно такое же лицо! Его собственное лицо. Он лежал на земле и не дышал. Нагнулся, потрогал пальцем свои мертвые губы. Теплые еще. Не мог поверить, что умер. Взял руку, привычно нащупал пульс. И вдруг завыл громко, тоскливо:
— Я уме-ер!
Сидел у тела долго, все рассматривал себя. Оказывается, он красивый. Комплексовал напрасно. Как, наверное, хорошо быть таким! Что зеркало? Оно плоское, а это все живое, теплое еще. Оказывается, он высокий, красивый мужчина. Был. Все это не живое теперь, а мертвое. И тут он наконец очнулся. Сунул руку брату в карман, вытащил служебное удостоверение. Повертел в руках. Следователь Мукаев Иван Александрович, родился 1 января… года… работает…
Машинально сунул документ в карман своего пиджака, туда же положил пистолет. Потом взял из мертвой руки брата его пистолет. Как же ты, брат, так промахнулся? Судьба-злодейка. Или у каждого она своя?
Пистолет он тоже взял, потом оттащил тело в сторону, подальше, туда, где в земле была небольшая ямка. Еще раз посмотрел на мертвое лицо: а он красивый. Очень. Жаль, что умер. И тут торопливо начал закидывать тело брата ветками.
Обратно шел спотыкаясь. Наткнулся на черную кожаную куртку. Следователь Мукаев скинул ее, чтобы легче было бежать. Оглянулся машинально: куда бы деть? Не нашел ничего лучшего, как взять с собой.
К дому он подходил не прячась, прямо к крыльцу. Почему-то чувствовал глухое равнодушие ко всему. И впрямь как мертвый.
Во дворе дома открыл свою машину, кинул на переднее сиденье куртку, в «бардачок» положил пистолет следователя Мукаева. Устало вошел в дом.
— Ванечка, где ж ты был?
— Мама, мне срочно позвонили по мобильнику, надо ехать.
— Как же? — растерялась она. — А обедать?
— Не надо.
Мать стояла на крыльце, подслеповато щурила глаза. Что, если бы он никогда больше не вернулся? Но он уехал из Горетовки в тот день, это видели все. Из-за забора тайком разглядывали красивую черную машину и плевали вслед:
— У-у-у! Буржуй недорезанный!
СНОВА ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
После полудня
Куда брат собирался, интересно, на его машине? Тайно владеть? После того как Иван Мукаев узнал, что прокурор Цыпин берет взятки, у него, должно быть, в душе все перевернулось. Нет честного закона.
Кажется, друг детства Руслан Свистунов сказал, что у Вани Мукаева была одна тайная страсть: хорошие машины. Быть может, не устоял? Многих соблазнов мог избежать, но черного «Мерседеса»… Что он хотел сделать после того, как убьет Сарайского, теперь уже не узнает никто. Но недаром он с таким упорством изучал обманом полученную у Сидорчука видеокассету. Все эти изящные повороты, светские манеры, «пожалуйста», «извините». Хотел ли он заменить брата во всем, и если хотел, то для каких целей? Разоблачить преступников или разбогатеть самому? Ведь никто не знал, что их двое. Кроме Сидорчука, но того следователь Мукаев, кажется, наметил в маньяки. Потому и с Хайкиным так долго работал. Наверное, хотел, чтобы тот опознал именно Илюшу.
А вдруг?
Он снова глянул вверх, в зеркало. А так ли все было? Ведь следователь Мукаев столько лет подробно изучал дело! Он знает все детали убийств, потому что сам убивал или потому что подробно изучил, как убивает другой? Он точно Иван Саранский? Ведь все могло быть по-другому. Следователь Мукаев стрелял лучше. Это он долго глядел в мертвое лицо брата, а потом закидал его тело ветками, подобрал черную кожаную куртку, сел в «Мерседес» и уехал.
Потому что из Горетовки он тогда ехал в Р-ск. Тридцать тысяч долларов лежат сейчас в коробке из-под торта «Полет». За что? Нет честного закона. Кому Ладошкин дал деньги: следователю Мукаеву или Ивану Саранскому?
Р-ск. Поворот налево — в центр города, прямо — в Москву. На Нахаловку тоже будет правый поворот, но примерно через километр. Подумав, он повернул в центр, как и тогда. Ехал, чувствуя абсолютно то же: жалость и отчаяние. Ну не хотел он убивать брата! Не хотел!!! Эта глухая тоска откуда? Иван Мукаев был отчаянным парнем, кидался в драку по любому поводу. Почему же он никого не убивал? Или убивал только в рамках закона? Но чувство обделенности преследовало его всегда. Пил, глушил в себе странную тоску. И не потому ли с таким упорством искал своего маньяка, что чувствовал к нему странную тягу? Две половины рано или поздно должны были соединиться.
108 
