– Да, – подтвердил Ник. – Он безусловно это сделал.
– А мистер Провони хороший человек?
– Он – человек, сделавший то, что необходимо было сделать, – ответил Ник. – Нет, вряд ли он хороший человек – он скверный человек. Но он хотел помочь.
– А это хорошо – помогать?
– Так считает большинство людей, – сказал Ник.
– Мистер Эпплтон, – спросил Эймос Айлд, – а у вас есть мать?
– Нет, она умерла.
– И у меня нет. А у вас есть жена?
– Пожалуй, нет. Уже нет.
– Мистер Эпплтон, а у вас есть подружка?
– Нет, – резко ответил Ник.
– Она умерла?
– Да.
– Совсем недавно?
– Да, – проскрежетал он.
– Вам надо найти себе новую, – сказал Эймос Айлд.
– Правда? – спросил Ник. – Мне так не кажется – по-моему, мне больше никогда не захочется иметь подружку.
– Вам нужна та, которая будет о вас заботиться.
– Та как раз заботилась обо мне. Это убило ее.
– Как прекрасно, – сказал Эймос Айлд.
– Почему? – уставился на него Ник.
– Подумайте только, как сильно она любила вас. Представьте, что кто-нибудь вас так сильно любит. Мне хочется, чтобы кто-нибудь так сильно любил меня.
– Так это важно? – спросил Ник. – Значит, все дело в этом, а не во вторжениях инопланетян, разрушении десяти миллионов превосходнейших мозгов, переходе политической власти – всей власти – от какой-то элитной группы…
– Этого я не понимаю, – сказал Эймос Айлд. – Я знаю только, как это прекрасно, когда кто-то вас так сильно любит. А если кто-то вас так сильно любил, то вы несомненно достойны любви, а значит – очень скоро и другие полюбят вас так же, и вы точно так же будете их любить. Понимаете?
– Кажется, да, – ответил Ник.
– Нет ничего выше этого – когда человек отдает свою жизнь за друга, – сказал Айлд. – Хотел бы я это сделать. – Присев на вращающийся стул, он задумался. – Мистер Эпплтон, – спросил он, – а есть еще такие взрослые, как я?
– В каком смысле как вы? – уклоняясь от ответа, переспросил Ник.
– Которые не могут думать. У кого пустое место вот здесь. – Он приложил ладонь к своему лбу.
– Да, – ответил Ник.
– Полюбил бы меня кто-нибудь из них?
– Да, – кивнул Ник.
Дверь отворилась; за ней стоял черный охранник с таблеткой морфина и бумажным стаканчиком с водой.
– Еще пять минут, кореш, – сказал охранник, – а потом ты отправляешься в лазарет.
– Спасибо, – поблагодарил Ник, тут же принимая таблетку.
– Земляк, тебе и впрямь очень больно, – заметил охранник. – И вид у тебя такой, будто ты вот-вот свалишься. Получится не очень хорошо для этого малыша… – Он сделал паузу и исправился: – Для мистера Айлда, что он это увидит: он разволнуется, а Грэм не хочет, чтобы его будоражили.
– Для них будут устроены лагеря, – сказал Ник. – Где они смогут общаться на своем уровне. А не будут стараться подражать нам.
Охранник что-то проворчал и закрыл за собой дверь.
– А черный – это цвет смерти? – спросил Айлд.
– Да, верно, – кивнул Ник.
– Значит, они – это смерть?
– Да, – сказал Ник. – Но вам они не повредят.
– Я и не боялся, что они повредят мне; я только подумал, что у вас уже сломана рука и что это, возможно, сделали они.
– Это сделала девушка, – сказал Ник. – Маленькая, курносая подвальная крыса. Девушка, за которую я отдал бы жизнь – только бы всего этого не случилось. Но уже слишком поздно.
– Это ваша подружка, которая умерла?
Он кивнул.
Эймос Айлд взял черный карандаш и стал рисовать. Ник смотрел, как появлялись фигурки из палочек. Мужчина, женщина. И черное животное на четырех ногах, напоминавшее овцу. И черное солнце, черный пейзаж с черными домами и скибами.
– Все черное? – спросил Ник. – Почему?
– Не знаю, – ответил Эймос Айлд.
– Разве это хорошо, что все они черные?
Немного помолчав, Эймос Айлд сказал:
– Сейчас. – Он перечеркнул картинку, затем порвал бумагу на полоски, скомкал их и отбросил в сторону. – Я больше не могу думать, – досадливо пожаловался он.
– Но ведь мы же не совсем черные, правда? – спросил Ник. – Ответьте мне, пожалуйста, а потом можете перестать думать.
– Мне кажется, девушка вся черная. И вы отчасти черный – ваша рука, например, и кое-что внутри вас, – но остальное, мне кажется, нет.
– Спасибо, – сказал Ник, поднимаясь и едва не падая от головокружения. – Пожалуй, теперь я лучше пойду к доктору, – выговорил он. – Я еще навещу вас.