65 
Ведь это была первая крупная сделка, которую Чурбаков хотел провернуть через Шеришевского, и, возможно, последняя для Шеришевского, как понимал Чурбаков.
«Его придется убрать, это ясно, как божий день, — без всякого сожаления подумал Вадим Семенович. — Отработанный материал, пустая порода».
— Так во сколько завтра?
— Он обещал у меня быть ровно в восемь вечера.
— В восемь вечера? Хорошо, я подъеду. И чтобы больше никого!
— Что вы, что вы, Вадим Семенович, я-то понимаю какое дело разворачивается.
— Дело большое.
— А можно нескромный вопрос? — Шеришевский подался вперед и его лицо сделалось каким-то лисьим, нос буквально коснулся нижней влажной губы.
— Ну, задавай свой вопрос. Правда, ты не следователь, а я не подсудимый…
— Что вы, что вы, я о другом.
— Говори, не тяни резину.
— Скажите честно, Вадим Семенович, она в самом деле у вас есть?
— А ты как думаешь?
— Думаю, нет, — сказал и сам испугался произнесенных слов Семен Борисович.
— Ну и дурак, если так думаешь. А откуда же у меня фрагмент?
— Вот это для меня загадка.
— Фрагмент я взял из ящика. И она у меня есть, иначе бы не стал предлагать.
— Хорошо. А как вы ее нашли?
— А вот это не твое дело. Ты же знаешь, Станислав Борисович, кем я раньше был?
— Увы, знаю, — тяжело вздохнул Шеришевский.
— Вот тогда ее и нашли. Но я все это дело прикрыл, законсервировал, так сказать. А когда получил свободу, решил с ней расстаться. Зачем она мне? Я в искусстве не большой дока, музей имени Чурбакова делать не собираюсь. И подарки столице, как придурки всякие: Мамонтовы, Третьяковы, от своего имени преподносить не стану. Так что хочу продать и выгодно продать — за полтора миллиона.
— Хорошо, хорошо, я сказал господину Бабеку, он вроде бы согласен.
— Еще бы он не согласился! Как я понимаю, стоит она раза в два-три больше.
— Ну, не в два, но больше… — замялся Шеришевский. — Это если бы ее с аукциона продавать, то тогда…
А так, кто же? Рискованное дело, все же святыня, Интерпол ищет, все о ней знают.
— А мне плевать. Я хочу продать, избавиться. Руки жжет. Знаешь, деньги, бывает, карман жгут, а тут эта штука… Да и места она занимает много. Согласись, Шеришевский, деньги занимают куда меньше места, чем ящики с янтарем?
— Да, да, конечно, — закивал головой Семен Борисович. — Так значит, завтра в восемь вы будете?
— Конечно буду, — Чурбаков поднялся, давая понять, что разговор закончен.
Когда гости покинули квартиру и уже сидели в машине, Чурбаков негромко сказал, закуривая сигарету:
— Свиридов, от этого придурка придется избавиться немного погодя. Но сделать все надо очень аккуратно, чтобы ни сучка, ни задоринки, чтобы ни одна сволочь не догадалась куда исчез этот еврей. Лучше всего несчастный случай.
— Низковато он живет, Вадим Семенович. Можно было бы в окно выбросить.
— У него на кухне есть газовая плита, — подсказал Бородин.
— Это подходит, — кивнул Свиридов, — газовая плита — это хорошо.
— Да, газовая камера — это прекрасно, — расхохотался Чурбаков.
— Memento mori, — вставил Бородин.
— Вот-вот, memento mori, — повторил Чурбаков. — Поехали, ребята, за город, завтра предстоит большая работа. Надо будет убедить француза, что она у нас действительно есть. И самое главное, не дать ему опомниться. Пусть быстренько собирает денежки, поверив, что иначе она уплывет из его рук.
— А может, его просто кидануть, Вадим Семенович? — предложил Бородин. — Ну его к черту с иностранцами связываться, лучше сделаем, как всегда. Раньше срабатывало и теперь сработает.
— Наверняка у него еще есть деньги. Мы все из него выжмем, как из половой тряпки воду — до последней капли. А потом…
То, что произойдет потом, понимали все присутствующие, ведь с этого они жили. Это Вадим Семенович Чурбаков, когда-то давным-давно генерал-лейтенант МВД, придумал страшный конвейер, сидя в Тверском лагере. Оттуда же он и набрал себе помощников. Все люди были верные, много раз проверенные, и Чурбаков мог на них положиться. Тем более, все они были заляпаны кровью по горло и отмыться никто из них уже не сможет. Эти люди знали все ухищрения следователей, знали как уничтожать улики, как убирать свидетелей, как подбрасывать ложный след и как заметать следы.
И самое главное, в отличие от уголовников, никто из них не хотел оказаться вновь на жестких нарах. А деньги их незатейливый, на первый взгляд, промысел приносил немалые.
65 
