92 
Яна махнула рукой.
— Это его редакторша, — проговорила она.
— Надо же, — протянула сестра, — если бы мы ее допросили как следует, узнали бы все раньше.
— На один день, — пожала плечами Яна.
— Счет на часы шел, — сказала Маринка. — А ты, кстати, книжки-то его читала?
— Читала.
— Ну и как?
— Сказки.
— Сказки, — задумчиво повторила Маринка. — Неудивительно. Что еще Вересов-то мог написать?
* * *
— Хочешь уйти? — спросил ее муж примерно недели через три после своего возвращения.
— Куда?
Она сначала и не поняла, что он имеет в виду.
— От меня, — сказал муж.
Она изумленно смотрела на него.
— Не в том смысле, — заторопился он, — чтобы уйти из этой квартиры…
«Не хочешь прикрыть лавочку?» — всплыл в ее памяти Маринкин вопрос. Как так опять получилось, что эти двое быстрее ее сообразили, что ей действительно нужно? Да, она хочет уйти. Чем скорее, тем лучше.
— …я могу переехать к маме… — продолжал говорить муж.
— Не надо, — перебила его Яна. — Я сама.
— Что?
— Я уйду.
Ей нужно было самой сделать этот шаг. Не просто остаться сидеть и наблюдать, как он покидает ее жизнь, а двигаться самой. Иначе она сойдет с ума. И она повторила:
— Я уйду. — И неожиданно для самой себя добавила: — В конце концов, у тебя столько же прав на эту квартиру, как и у меня.
Муж промолчал, похоже, был искренне удивлен.
Она и сама не понимала, что с ней творится. Откуда этот альтруизм? Похоже, все и вправду стало не таким, как раньше. Она в том числе.
— Я ухожу от мужа, — сообщила она Артему на следующий день.
Он кивнул, как бы говоря свое любимое «объяснимо». И все.
— Не предлагаешь поселиться с тобой? — стараясь, чтобы это звучало как шутка, спросила Яна.
— А ты этого хочешь? — спросил он.
— А ты?
— Я — да.
И пошел заваривать чай.
Для мужика подобное равносильно признанию в любви. И как ей это? Возбуждает? Льстит? Она прислушалась к себе. Облегчение. Удивительно, но она испытывала именно его. Облегчение от того, что не надо лукавить, изображать из себя неизвестно что, врать, все время держать себя в руках. «Он скушает меня такой, какая я есть», — подумала она. И удивилась: неужели такое действительно возможно? Пошла за ним в кухню.
— То есть тебя не смущает то, что такая…
— Какая? — обернулся он к ней.
— Ну, не знаю. — Яна пожала плечами. — Стерва. Жаба. Расчетливая и эгоцентричная.
— Ты на самом деле считаешь, что ты такая? — усмехнулся Артем.
— А разве нет?
— Да ясное дело, нет. Просто тебе надо немного расслабиться. Отдохнуть от всего. И в первую очередь от себя самой.
— Да? А разве это возможно?
— Все возможно. Если, конечно, ты этого хочешь.
— Ну, так что, — помолчав, спросила Яна, — примешь меня?
Артем ответил не сразу. Поставил чашки на стол, разлил в них чай.
— Езжай-ка ты, отдохни, — велел Артем. — А то смотреть страшно. Заодно подумаешь обо всем на воле. Не принимай никаких решений, пока не вернешься.
— Боишься, что передумаю?
— Боюсь.
— Тебе при любом раскладе хуже не будет. Свободный мужчина…
— От себя не освободишься, — перебил ее Артем. — Сама, наверное, уже поняла. И потом, за тебя больше боюсь, не за себя.
И вот она летит отдыхать. От всего. От бессонницы, которая измучила ее за эти последние несколько недель. От постоянного напряжения во всех мышцах, даже в тех, что за ушами. От беспорядочных мыслей о важном и ни о чем, которые болью отдавались во всем теле. Море всегда врачевало ее. Правда, раны, которые она лечила раньше, были пустяковыми, ни в какое сравнение не шли с теми, которые тревожили ее сейчас, но все равно она верила в то, что все получится.
Она не могла представить себе, как все будет происходить, когда она вернется. Как станет разводиться с мужем, объясняться с дочерью, родителями, свекровью, увольняться… Что? Яна вздрогнула. Что за мысль? Откуда? Но ведь пришла. И теперь не отпустит ее, будет крутиться в голове, раздражать… Или, наоборот, даст ей наконец-то ответы на все ее вопросы? Так, все. Яна тряхнула головой. Баста. Она едет на Крит. А все остальное — потом.
92 
