— Ты разве пьешь? — удивился Воронов.
— Бывают моменты.
— Я ж говорю, что все вы притворяетесь, — не удержалась от комментариев Бейлис. — Коллекционеров изображаете. А вам просто деньги девать некуда. Живете и мучаетесь: куда бы еще их потратить? Вот и придумали себе коллекцию, — презрительно выделила она последнее слово. Потом, не стесняясь, широко зевнула: — Пойду к себе, пожалуй. Уже поздно. Надеюсь, завтра нас ждет интересная культурная программа.
— Можешь не сомневаться, — сквозь зубы сказал Сивко.
— Я бы потанцевала.
— Будет тебе и оркестр, — мрачно пообещал Федор Иванович.
— Я на это надеюсь. Спокойной ночи, — со значением сказала красавица и направилась к выходу.
— Я слышал, у тебя и лошади имеются. — Таранов задумчиво смотрел в спину уходящей Бейлис.
— Да, есть конеферма.
— Неплохо было бы и на лошадок посмотреть. Оседлать какого-нибудь резвого скакуна, а? А лучше кобылку.
— Что ж, — пожал плечами Воронов. — И это можно.
— И вертолетная площадка на территории замка есть, — задумчиво сказал Сивко.
— А ты, Федор Иванович, наблюдательный, — усмехнулся хозяин.
— С размахом строился. А жена хотела здесь жить?
Воронов помрачнел. Потом сам налил в бокал вина, сжал ножку так, что пальцы побелели:
— Выпьем за Машу. Пусть земля ей будет пухом.
— Да, да, — закивали мужчины и потянулись к своим бокалам.
Выпили молча и не чокаясь. После чего Таранов сказал:
— Я тоже пойду. До завтра.
— И мы двинемся.
Они с Федором Ивановичем Сивко тоже встали и потянулись к дверям. Господа бизнесмены стали подниматься по лестнице на второй этаж, где были их спальни, он же заскочил на кухню. Высокая, худая женщина, прямая как палка, с лицом, словно скованным льдом, разбирала столовые приборы. Обернулась на звук шагов, холодно спросила:
— Вам кого?
— Мне бы…
Из кладовки появился Зигмунд.
— Нельзя ли бутылочку ликера в комнату Бейлис? Светловолосой дамы, — пояснил он.
— Уже распорядились, — неожиданно улыбнулся Зигмунд.
— Кто?
— А вам что-нибудь угодно? — не ответил на вопрос сомелье. — Печенье, напитки?
— Нет, все есть, — смутился он и отступил в коридор. Супруги переглянулись.
— Завтрак будет накрыт в девять, — предупредил Зигмунд.
— Мне что, надо спуститься к девяти, иначе не накормят? — попробовал пошутить он.
— Вас накормят в любом случае. Но накрыто будет к девяти, — невозмутимо ответил Зигмунд.
«Что за порядки в этом доме? То ли сплю, то ли брежу. Какое старое кино!» Он хотел было подняться наверх, но тут увидел, как по ступенькам сбегает Елизавет Петровна, уже не в платье для коктейля, в полупрозрачном пеньюаре. Дабы не смутить ее, прижался к стене, спрятавшись за мраморную статую. Бизнесвумен ринулась в парадную залу. Он подошел поближе, к самым дверям, и прислушался.
— Лиза, ты разве не спишь? — равнодушно спросил Воронов.
— Зачем ты ее пригласил? — зашипела Елизавет Петровна.
— Ты же знаешь, я хочу купить коллекцию покойного Льва Абрамовича.
— А я думаю, ты сделал это мне назло! Ты знал, что мне будет неприятно!
— Ты преувеличиваешь свое значение в моей жизни, — все также равнодушно сказал Дмитрий Воронов.
— Ах, так… — Она, похоже, растерялась.
— Иди спать.
— Зачем ты меня позвал?
— Допустим, я заскучал. Все ж таки год прошел. Захотел увидеть своих друзей.
— Расследование закончено?
— Да. Они скоро предстанут перед судом.
— Надеюсь, все получат по максимуму.
— Но Машу этим не вернешь, — заметил Воронов.
— Дима, это была трагическая случайность. От которой никто не застрахован.
— Но случилось-то с ней. Потому я не думаю, что это была случайность.
— На что ты намекаешь? — насторожилась Елизавет Петровна.
— Иди спать, — повторил Воронов.
— В конце концов, это я вас познакомила. И если бы не она…
— Если бы не она, ничего не было бы, — резко сказал Дмитрий Воронов. — Ни этого замка, ни погреба с вином, ни… меня.
— Ты преувеличиваешь, Дима, — теперь она говорила так тихо, что он еле разбирал слова. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь. По-моему, мы с тобой идеальная пара.
— Я тебя не люблю.
— Никто и не говорит о любви. В нашем возрасте и с тем, что мы оба пережили, это смешно. Но у нас общие интересы и могло бы быть общее дело. Это намного больше любви.