13 
— Ну, как оно? — шепчет Елизавет Петровна. — Не разлаженное ли?
— Это вино, — торжественно говорит Зигмунд. — Оно сохранило свойства, аромат необыкновенный. И цвет.
— Отличное вино может жить до ста лет, — замечает Федор Иванович Сивко.
— А это вино лучшее! — заявляет Зигмунд.
— Бог мой! Какая минута! — волнуется Елизавет Петровна.
Бейлис зевает. Вино льется в бокалы, красавица разочарованно смотрит на жидкость глубокого, бархатно-бордового цвета, едва покрывшую дно. Почти одновременно все гости, кроме нее, берут в руки бокалы. Плавно покачивают их и заворожено смотрят, как вино стекает со стенок, на которых остается маслянистая пленка, оставляя на них «ножки». Потом чуть ли не засовывают носы в огромные бокалы, глубоко вдыхают.
— Ах, божественно! — восклицает Елизавет Петровна. — Чудо!
— Да, неплохо, — вздыхает Сивко.
— Черт возьми! Жалко пить такое вино! — говорит Иван Таранов. — Это надо пить в последнюю минуту жизни! Перед тем как отправиться в ад! Нектар в уста — ив пекло! К чертям!
— Что, грехов много, Ваня? — усмехается Воронов.
— А у кого их нет? Чем больше денег, тем больше грехов.
— Вот тебе и формула, по которой можно вычислить, кто из нас больший грешник. Стоит только заявить размеры состояния.
— Да ведь все соврут, — равнодушно замечает Сивко.
— Ну, так пить мы будем? — нетерпеливо говорит Бейлис.
— Милочка, дайте же ему раскрыться. Наслаждайтесь.
— Мне это не дано. Покойный Левчик тратил на эту кислятину сумасшедшие деньги, чего я никогда не понимала.
— А что скажет наш юный друг? — хозяин смотрит в упор на начинающего миллионера и коллекционера.
— Отлично!
— И это все? Что насчет платья и полноты?
— Дай же ему сначала сделать глоток, — вмешивается Елизавет Петровна. — Как он может определить полноту?
— Ну что, господа? — обводит сидящих за столом вопрошающим взглядом Сивко. — Я, пожалуй, решусь.
Он первым делает глоток, вслед за ним к дегустации приступают остальные. Глубокая и темная, как винная бочка, пауза. Оттуда, из глубины, хрипловатый голос хозяина:
— Нет, не усталое. Несмотря на возраст.
— И не короткое, — весомо говорит Сивко.
— Да уж, и плоским его никак не назовешь, — кивает Таранов.
— Характер вина достойный, — подводит итог Воронов. — Гармоничное и живое. А что наш юный друг скажет?
— Присоединяюсь к вашим словам. Достойное вино.
Бейлис хватает свой бокал, выпивает вино одним глотком и спрашивает у Зигмунда:
— А нет ли чего-нибудь покрепче?
— Удивляюсь, как с вами жил Лев Абрамович, — холодно говорит Елизавет Петровна.
— Половой жизнью!
— Налейте девушке водки, — усмехается Иван Таранов. — Жалко, что ли?
— Я не пью водку! Фу! Мне бы чего-нибудь сладенького.
— Желаете портвейн, мадеру? — почтительно склонившись, предлагает Зигмунд.
— Да хоть бы и портвейн.
— «Три семерки», — язвит Елизавет Петровна. — Тоже раритет. Зигмунд, поищи в подвалах.
— И карамельку на закуску, — смеется Таранов.
— Бычки в томатном соусе, — вторит ему Сивко.
— Все мы помним бычков, — замечает хозяин замка. — И «три семерки».
— На газете в темном подъезде, — подхватывает Елизавет Петровна.
— Потому что лампочку вывернули, — это Сивко.
— Я их сам выворачивал, — хмыкает Таранов.
— Значит, привычка с детства осталась, — усмехается Воронов. — Сначала по мелочи воровал, потом вошел во вкус, начал по-крупному. До заводов дело дошло.
— Я их не воровал, — обижается Таранов.
— Скажи: приватизировал.
— Да ну вас! Я в подъездах с девушками целовался. И мне нужна была темнота.
— Бог мой, Ваня! — всплеснула руками Елизавет Петровна. — Целовался! Скажи, заваливал!
— Елизавет Петровна, не делайте из меня негодяя!
— Ладно скромничать, — грозит пальцем Воронов. — Мы знаем твои способности.
— Нальет мне уже кто-нибудь? — просит Бейлис.
Зигмунд приносит бутылку ликера:
— Я знаю, мадам, чего вы хотите.
— Это уже лучше! — с энтузиазмом говорит Бейлис, разглядев этикетку. — А то с вашего вина все равно не забалдеешь, зато писать сильно хочется.
Пауза. На этот раз дешевая, как пластиковая бутылка. На нее наступает ногой Елизавет Петровна, раздается треск:
— Ну, это уже слишком! Дима, зачем ты ее пригласил? Это же не наш человек!
13 
