– Да-да, пойдем, – прерывистым, отнюдь не командным голосом прошептал генерал.
Савина взяла его за руку и повела в спальню.
Заходя в комнату, Эмма включила свет, генерал на это никак не прореагировал. Завидев огромную кровать, он чуть не лишился чувств, даже качнулся, отшатываясь к двери.
– Чего испугался? Не бойся, это совсем не страшно. Я же не оперировать тебя буду, – и Эмма ловко пробежала по пуговицам рубашки, сразу же все их расстегнув, причем так быстро, что Климов даже не успел перевести дыхание. Следом был расстегнут и брючный ремень.
Генерал стоял, поддерживая штаны, готовые упасть на пол. Он был смущен, что-то ему мешало, хотя Климов и сам не понимал, что. Эмма подошла, включила музыку, густую, сладкую, с обилием всхлипов и басовых звуков, которые пробирали до самого нутра. У генерала мурашки пробежали по коже, словно лезвие ножа, холодное и острое, прикасалось к телу.
– Ну, что ты стоишь? – Эмма через голову стащила свитер. – Раздевайся, я мерзну.
– Сейчас…
Климов даже зажмурился. Он и раньше понимал, что эта женщина хороша собой, но не представлял, что настолько. Ее тело было практически лишено изъянов, разве что чуть тяжеловатой казалась грудь. Но в этом имелось свое очарование, так и тянуло к ней прикоснуться руками, поцеловать, припасть. Что генерал и сделал, Эмма исподволь увлекала его на огромную кровать. Климов хотел было сбросить покрывало.
– Потом, потом… – страстно прошептала Эмма. – Оно шелковое, холодит, сейчас станет жарко, не надо… Оно скользкое и приятное.
– Это ты скользкая и приятная, – у генерала перехватило дыхание, теперь он уже был напряжен.
– Не спеши, расслабься. Иди сюда, иди.., здесь никого нет, никто не придет.
Музыка звучала волнующе, но Климов ее уже не слышал. Он вообще ничего не слышал, а видел перед собой лишь загорелое тело, мягкое, податливое и в то же время сильное и упругое. У генерала даже пот выступил на лбу. Поцелуй следовал за поцелуем, руки Климова блуждали по телу женщины. Эмма томно вздыхала, постанывала.
– Ложись сюда, ложись, так удобнее. Я сейчас сделаю музыку чуть громче, – она потянулась к пульту, но генерал остановил ее:
– Не надо, и так хорошо, – он перехватил ее руку и по-спортивному, словно борец на татами, опрокинул Эмму и оказался сверху.
Эмма до пульта так и не дотянулась. Она изгибалась, стонала.
«Вот же черт, надо снимки сделать, время-то идет!»
– Погоди, погоди, давай я сверху… – она забралась на генерала.
– Тебе так больше нравится?
– Да-да…
На этот раз он не сопротивлялся. Эмма взяла в потную руку пульт и, не выпуская его из пальцев, продолжила заниматься любовью.
– А теперь наоборот, – попросила она, соскальзывая с Климова и не забывая при этом нажать кнопку.
Поначалу Эмма считала, сколько раз ее влажный палец нажимал кнопку, но после тридцати сбилась, бросила пульт на подушку, рука генерала несколько раз прикоснулась к нему, затем пульт оказался под плечом Климова. Мужчина и женщина, поглощенные страстью, извивались, меняясь местами, и в конце концов пульт вообще куда-то исчез: сколько Савина не искала его глазами, так и не смогла найти.
Эмме даже не пришлось имитировать оргазмы, которые следовали один за другим, накатываясь волнами, ее словно бы возносило, она парила в облаках, затем падала вниз, уже забыв о том, ради чего оказалась в одной постели с Климовым.
И лишь когда генерал замер, уткнувшись вспотевшим лбом ей в плечо, она опомнилась.
– Музыка играет, надо сделать тише, соседей напугаем. Где пульт?
– А, да-да, где-то подо мной, – и Климов ногой выдвинул его из-под себя;
Эмма взяла пульт, повертела в руках, потом, отвернувшись от генерала и наклонив голову, нажала красную кнопку и, уже рукой, сделала тише звук.
– Наверное, батарейки ни к черту, или вообще мы с тобой, как идиоты, взяли пульт от телевизора, – извиняющимся голосом объяснила Эмма.
– Какая разница от чего он! И так хорошо, – Климов удовлетворенно потянулся.
– Хочешь еще шампанского?
– Хочу, но оно уже теплое.
– В холодильнике есть бутылка ледяного.
– Я бы не отказался.
Абсолютно голая, Эмма направилась на кухню.
А генерал Климов, уже не стесняясь своей наготы, блаженно лежал, запрокинув голову, и в прострации, не мигая, смотрел на ярко пылающую люстру.
Когда в комнату вошла Эмма с двумя бокалами в руках, Климов перевернулся на бок.