Помощник тут же вытащил плотную карточку, на которой был написан телефон. Ни имени, ни отчества, ни должности – только крупные цифры. Ловко повернув карточку в пальцах, как это делает заправский шулер с игральной картой, он подал ее безутешной вдове. Та всхлипнула и принялась благодарить.
– Да мы вас, Евдоким Емельянович, не осмелимся потревожить.
– Осмелитесь, осмелитесь, – вальяжно кивнул важный человек и тут же словно забыл о существовании вдовы в трауре и ее детей, а также многочисленных гостей, остававшихся в банкетном зале.
Формальность была выполнена, дежурные слова сочувствия сказаны. Зачем и дальше забивать себе голову чужими проблемами? В голове Евдокима Емельяновича хватало и собственных, каждая из которых стоила таких денег, о каких большинство смертных даже думать боятся.
Уже у двери Евдоким Емельянович остановился, увидев в стекле отражение мужчины в темном пальто, который буравил взглядом его затылок. Он медленно, словно находился под прицелом заряженного пистолета, обернулся, и на его губах появилась снисходительная улыбка.
Так улыбаются, глядя на здорового сторожевого пса, прикормленного и прирученного.
– Однако.
Движение в фойе замерло, ведь у двери стоял сам Евдоким Емельянович. Его рука приподнялась, на коротком указательном пальце сверкнул перстень, палец согнулся крючком. Мужчина в черном пальто мгновенно среагировал на этот жест и быстро подошел к Евдокиму Емельяновичу, протянувшему вперед пухлую руку. Казалось, Григорий Германович, а это был он, согнется сейчас в поклоне и поцелует царственную руку, словно перед ним, по меньшей мере, патриарх всея Руси.
– Ладно, ладно, не жми так сильно, – упредил движение Бутакова Евдоким Емельянович. – Пойдем-ка со мной, в машине все расскажешь. Я наслышан.
– Да-да, – кивнул Григорий Германович и оглянулся, давая понять своим недовольным собеседникам, что он покидает застолье.
Евдоким Емельянович сначала пропустил в салон лимузина Бутакова, а затем вдвинул туда свое тучное тело. Лимузин, чем-то похожий на большой гроб, который еще совсем недавно плыл на плечах друзей покойного к месту захоронения, медленно покатил прочь. Два джипа – спереди и сзади – прикрывали лимузин.
."Солидно, – подумал Глеб, – раньше себе такое мог позволить только член Политбюро, никак не меньше. Да и сейчас, наверное, даже премьер-министр ездит поскромнее. Впрочем, у этих новых олигархов свои причуды, свои заморочки. Им во всем хочется подчеркнуть, что они хозяева жизни: и машина, и охрана по полной программе".
Вечером того же дня Глеб Сиверов и его случайная знакомая покидали холодный и мокрый Санкт-Петербург, отправляясь в Москву. Валентина выглядела уставшей, как-никак, целый день провела на ногах, и теперь, несмотря на искусный макияж, на ее лице явственно читался возраст.
Застучали колеса, поезд тронулся. Валентина посмотрела на Глеба, выразив взглядом все то, чего не могла сказать словами…
Глава 8
Генерал Потапчук предпринял все возможные меры предосторожности, понимая, что игра ведется крупная и цена ошибки в этой игре равнозначна катастрофе. Из управления он выехал на машине, но вскоре отпустил ее и смешался с уличной толпой. Сотовый телефон Федор Филиппович оставил в салоне, сейчас у него в руках был портфель, в котором лежала тонкая папка с аккуратно завязанными тесемками.
Затем он еще дважды менял транспорт. С троллейбуса пересел на автобус, спустился в метро и проехал одну станцию. За последний год генерал пользовался метро второй раз и, возможно, не будь он так поглощен размышлениями о предстоящем разговоре со своим агентом, многое его бы удивило.
Но Потапчук удивился лишь тому, что парень с девушкой вежливо уступили ему место.
«Неужели я так постарел?» – с горечью подумал генерал, благодарно кивнув сначала девушке, потом парню.
Он сел, поставил на колени портфель и мгновенно превратился в заурядного чиновника предпенсионного возраста. Портфель был старый, видавший виды, но Потапчук любил старые вещи, дорожил ими. Ведь с каждой связана какая-нибудь история, а из таких историй и складывается жизнь.
Он даже старые авторучки не выбрасывал, а складывал в нижний ящик письменного стола, где собралась уже солидная коллекция.
Генерал был поражен, каких усилий стоило ему попасть ногой на ступеньку эскалатора.
«Да, привык ты, Федор Филиппович, – мысленно упрекал себя Потапчук, – что тебя служебная машина возит. А народ продолжает ездить, как двадцать или тридцать лет назад, автобусом, троллейбусом, метро, трамваем. Скорее всего, многие подумали, что я провинциал, впервые увидевший эскалатор, впервые оказавшийся в Москве по командировочным делам. Ну, и пусть думают, как говорится, замаскировался, лучше некуда».