Все это мне не нравится, слишком мало времени осталось, слишком большая игра должна вскоре начаться. Неужели меня хотят вывести из игры? Кто же заказал убрать меня? Кто?"
И уже в сотый раз Григорий Германович перебирал в уме фамилии тех, кому могла быть выгодной его смерть. Список получался внушительным, а значит, вероятность правильного ответа на этот вопрос была ничтожно мала.
Во дворе, где Бутаков снимал квартиру, уже шестой месяц велась реставрация дома, который должен был перейти к управлению культуры. Днем подвозили стройматериалы, мешали бетон, заливали, укрепляя уже сильно обветшавшее дореволюционное здание. Ночью на стройке объявился человек с тяжелой спортивной сумкой на плече.
Минут через двадцать после того, как Бутаков приехал к себе домой, мужчина проник на стройку через пролом в заборе, сделанный рабочими, чтобы быстрее можно было добираться до коммерческих киосков на Сретенке, откуда они возвращались, как Правило, с бутылками дешевой водки. Мужчина двигался осторожно, абсолютно бесшумно, казалось, что он, как тень, скользит над ступеньками, над бетонными плитами, переступает через арматуру.
Хотя было темно, он двигался уверенно, словно стоял ясный день и светило солнце.
Мужчина остановился у пустого оконного проема на третьем этаже.
– Ну, вот, кажется, все, – негромко произнес он, глядя на пятиэтажный дом.
Подъезд был виден прекрасно, хорошо просматривались и окна квартиры Бутакова, закрытые коричневыми ролетами.
«Давай, Глеб, готовься к делу».
Сиверов опустил сумку, тихо открыл молнию замка и, продолжая следить за домом напротив, стал собирать снайперскую винтовку с оптическим прицелом. Закончив сборку, он с облегчением вздохнул. Затем извлек маленький термос, развинтил, налил в крышку кофе, запах которого мгновенно распространился в морозном воздухе.
"Вот это я напрасно, – досадовал на себя Глеб, – этого делать не стоило. Но чертовски холодно, а здесь, кроме двух пьяных сторожей, никого нет. Сторожа в вагончике, в дом они не полезут, не сумасшедшие же, в потемках бродить по стройке!
Здесь черт ногу сломит, пожалуй, только я и могу пройти в такой кромешной тьме, – Глеб посмотрел на часы, затем завернул крышечку термоса. – Ну вот, теперь остается только ждать и, может, довольно долго".
* * *
В семь тридцать утра в Колокольников переулок въехал черный «мерседес». Сиверов видел, как машина медленно подрулила к подъезду.
"Ну, вот и все, остались лишь последние штрихи.
Они должны закончить задуманную мной картину, должны связать, склеить воедино все мои логические построения. И если я рассчитал правильно, то все должно получиться именно так, как я задумал".
Примостив винтовку с оптическим прицелом на подоконнике, Глеб припал к окуляру. Он видел, как из машины вылезли два охранника, водитель остался на месте. Осмотревшись, охранники вошли в подъезд.
– Ну, ну, давай, давай! – шептал Сиверов, его палец лежал на рифленом спусковом крючке. Глеб целился очень тщательно, как, возможно, не целился еще никогда в жизни, ведь ошибка исключается, выстрел должен быть идеально точным.
Через четыре минуты появился один из охранников. Он внимательно оглядел двор, затем открыл дверь подъезда и пропустил Бутакова, которого прикрывал своим телом второй охранник. Григорий Германович, в кожаном пальто, в черной шляпе, поблескивая стеклами очков, шел к машине, втягивая голову в плечи. Один из людей Бутакова, тот, что вышел первым, остался у подъезда, перекрывая путь для нападения с этой стороны.
«Сейчас охранник обойдет машину…»
Так и случилось. Охранник открыл дверцу, и Григорий Германович быстро сел на переднее сиденье, захлопывая дверь. Глеб нажал на спусковой крючок. Прозвучал выстрел. Пять секунд понадобилось людям Бутакова, чтобы прийти в себя. Охранник, стоявший у подъезда, выхватив пистолет, бежал к машине. Его коллега в то же время пулей выскочил из «мерседеса». Оба охранника с пистолетами в руках смотрели по сторонам.
«Получилось!» – Глеб с сумкой на плече быстро покинул свое укрытие.
К дому, из которого был произведен выстрел, уже бежали два охранника. Пуля, выпущенная Глебом из снайперской винтовки, прошла в двух сантиметрах от головы Бутакова. Он сидел в машине согнувшись, бледный, втянув голову в плечи, одежда прилипла к его телу, по лицу струился пот. Руки Аркадия Груздова дрожали на баранке. В лобовом стекле красовалось аккуратное отверстие с паутинкой белых трещин, пуля вошла в приборную панель.