76. АУДИЕНЦИЯ

И теперь романтика накрыла с головой так, что уж, кроме нее, особо на горизонте жизни ничего и не проглядывалось. Правда, Бледная Мать свидетель, она до сей поры не вдулась ветрами судьбы в розоватую фазу елейно воздыхающих грудей и впитывающих до зернышка образ героя глаз. Да и не видно теперь, каким выкрутасом обстоятельств жизнь способна зарулить в эту самую полосу стрижки купонов девственно-тонких талий и чековых книжек пылающих багрянцем любви щек. Эдакой долгожданной, но закопанной глубоко наивностью, что все в мире уравнивается справедливостью и когда-нибудь неожиданно упадет расплата за те страшные минуты скольжения по кромке смерти. А сейчас жизнь снова вертела им, как мячиком, дергая свои, наверняка давно и тайно пришпиленные марионеточные нити. Что он мог с ними поделать? Он не знал, как они устроены и, уж тем более, откуда ведется управление. Раньше наивные могли кивать в небесное сообщество, притороченное в многоцветных небесах, однако теперь и эта банда проказливых кукольников спряталась за черным занавесом, шнурки для поднятия которого затерялись навеки.

Сейчас эти, впавшие в сумасшествие кукловоды, использующие план или хаотичное помешивание судеб и материальных объектов внизу, заставили его преодолеть более двухсот километров в танковой скорлупе: после залпов «Сонный ящер» переместился, и теперь до него стало несколько ближе. Затем — только он решил расслабиться, наконец-то развалиться в полный рост на нормальной койке, эти, невидимые за черной ватой стратосферы забавники, маскируя свои нитяные рычажки, столкнули с ним, вытянув из-за кулис обыкновенный, уставом предусмотренный манекен с голосовым управлением — посыльного штаб-сержанта. А уже тот дернул Хориса, передав приказ о немедленной явке в святая святых «горы», в канцелярию генерала-канонира Тутора-Рора.

И вот теперь броне-лейтенант, падающий с ног от усталости, с наспех выбритым лицом и в мятом, извлеченном из шкафа и неотглаженном кителе предстал пред очи командира «Сонного ящера». Он смутно вспоминал, но так и не вспомнил, когда попадал в зал для совещаний последний раз: после многодневного скрюченного существования в «Циклопе» любая каюта легко вздувалась до объема собора.

Диапазон возможностей для вызова пружинил в мозгу Хориса в максимально предельной амплитуде. Сейчас его легко могло сразить увесистостью уведомления о назначенном в поддень заседании трибунала — сгоревшие танки могли быть очень хорошим поводом для активации Расового Комитета. Но с такой же пушистой летучестью он мог принять в так и не отглаженную ладонью в суетливом процессе подъема лифта на шестой палубный уровень шершавую кительную мягкость заколку или вкрутку (он не знал точно, что применяется в качестве держателя) ордена Легкой, а можно и Тяжелой Гусеницы — разве он не совершил подвиг, спасая свою машину из огненной западни?

Он представился, как положено, — голос не подвел. Однако сам восседающий за столом верховный начальник не предложил сесть, несмотря на многочисленную пустоту застигнутых в идеальном равнении табуретов. Это был плохой признак, но кто знает, может, главный канонир решил просто рассмотреть подчиненного получше, причем с ног до головы, а не только вершину, обрезанную плоскостью полировки. Может, Хорис для него эдакая невидаль, разбавляющая приевшуюся суетность высоких чинов, изо дня в день мельтешащих в этих стенах. Или он для него дернутая вовремя ностальгическая струна, бередящая душевную муку по загубленной в бронированной замкнутости молодости. Кто знает? Кто может угадать блуждание мысли генеральской старости? Если бы все умели, так кандидатов на управление «горой» было бы пруд пруди, не сидели бы идолами одни и те же личности по пяти циклов кряду. Хотя, может, у них, у генералов-маршалов, круговая порука и не сдвинуть их с кресел-тронов хоть каким сверхталантливым карьеристам. Правда, Бледная Мать свидетель, Хорис-Тат не относил себя к военнослужащим-вундеркиндам и потому не сильно волновался за воцарение в мире маршальско-генералиссимусской мафии.

  56