А аппетит у него был отменный: количество жертв уже достигло девяти человек, и Сорокин почти не сомневался, что в скором времени микрорайон отпразднует печальный юбилей — десятый покойник явно был на подходе. В минуты слабости полковник мучительно колебался между двумя крайностями: уйти в отставку или начать посещать церковь, моля Господа Бога помочь ему в этом поганом деле.
В ходе совещания выяснилась одна небезынтересная деталь: в наводненном милицией микрорайоне, оказывается, объявился какой-то новый гуру, адепт черной и белой магии и вообще подозрительный тип. По словам оперативника, делавшего сообщение, гражданин, о котором шла речь, действительно вызывал подозрение у всех, с кем сталкивался, и подозрения эти были самого неприятного свойства. Были люди, которые открытым текстом заявляли, что он и есть тот самый людоед. Такого же мнения, вероятно, придерживался и убитый участковый инспектор лейтенант Сиваков. Во всяком случае, в нагрудном кармане его пропитанной кровью рубашки был обнаружен листок, на котором с трудом можно было разобрать номер телефона и адрес, по которому проживал упомянутый гражданин. Докладчик особо обратил внимание присутствующих на это обстоятельство. Можно предположить, сказал он, что Сиваков либо посетил, либо собирался посетить подозреваемого, и тот, вероятно, почел за благо покончить с чересчур догадливым участковым. Так что, заключил свою речь докладчик, имеются все основания повнимательнее присмотреться к этому гражданину. Может быть, сказал он, в этом деле наконец-то появился просвет-Сорокин в ответ на эту реплику только поморщился: по его мнению, до просвета в этом деле было еще очень далеко. Он указал присутствующим на то, что у следствия нет против упомянутого гражданина ничего конкретного, кроме досужих домыслов и сплетен. Единственной уликой мог служить обнаруженный в кармане Сивакова клочок бумаги с адресом, но эту, с позволения сказать, улику можно было истолковать как угодно, а можно было и вовсе не истолковывать, списав на чистую случайность. Но, сказал Сорокин, мы с вами не в том положении, чтобы упускать пусть даже самую мелкую деталь. „Работайте, — сказал полковник Сорокин своим подчиненным. — Пощупайте этого чародея из микрорайона, присмотритесь к нему… Можно даже слегка на него надавить — а вдруг ненароком расколется? Но аккуратно!“
Вид у полковника Сорокина при этом был какой-то совсем уж усталый, и смотрел он почему-то в стол, так что никто из присутствующих не мог видеть выражения его глаз. Впрочем, макушка склоненной полковничьей головы тоже выглядела довольно красноречиво: было совершенно очевидно, что версия о причастности этого колдуна и чародея к убийствам в микрорайоне не вызывает у полковника ни малейшего энтузиазма. Понять и разделить мнение полковника Сорокина было легко: уж слишком настойчиво и неприкрыто этот черно-белый маг лез в глаза всем подряд и милиции в том числе. Впрочем, понять логику маньяка никому не дано, а то, что в микрорайоне орудует самый настоящий маньяк, ни у кого не вызывало сомнений. Возможно, расклеенные по всему району объявления были частью хитроумной системы маскировки…
Так или иначе, все это следовало тщательнейшим образом проверить. Выходя из кабинета Сорокина, многие, если не все поголовно, участники совещания испытывали очень неприятное ощущение: им казалось, что все они находятся в положении утопающего, который цепляется за проплывающую мимо соломинку.
* * *
Утром двадцать пятого мая, где-то в начале двенадцатого, в дверь квартиры, где проживал Ярослав Велемирович Козинцев, позвонили. Звонок долго заливался электронными трелями в пустой, сплошь занавешенной пыльными бордовыми портьерами прихожей, прежде чем в глубине квартиры раздалось недовольное бормотание, позевывания и шаркающие шаги. Портьеры раздвинулись, и в прихожей появился Ярослав Велемирович собственной персоной. Его длинные волосы были всклокочены, обычно идеально ровная бородка торчала во все стороны, а на здоровой щеке виднелся оставленный подушкой розовый рубец, почти симметричный страшному рваному шраму, который обезображивал левую половину его лица. Ярослав Велемирович широко и громко, с прискуливанием, зевал, поправляя на переносице массивные темные очки. Он был одет в свой краснополосый махровый халат, из-под которого виднелись голые жилистые ноги в домашних тапочках. Почесывая под халатом голую грудь, на которой поблескивали золотом и нержавеющей сталью цепочки, Ярослав Велемирович заглянул в дверной глазок, чему-то криво улыбнулся, потуже затянул пояс на халате и стал один за другим отпирать замки, утопавшие в толстой обивке двери.