Последние отзывы

  110  

– Да почему это они будут меня обязательно костерить? – возмутился Гейгер. – А может быть, наоборот, – воспевать?

– Нет, – сказал Изя. – Воспевать они не станут. Тебе же Андрей сегодня объяснил насчет ученых. Так вот, великие писатели тоже всегда брюзжат. Это их нормальное состояние, потому что они – это больная совесть общества, о которой само общество, может быть, даже и не подозревает. А поскольку символом общества являешься в данном случае ты, тебе в первую очередь и накидают банок… – Изя хихикнул. – Воображаю, как они расправятся с твоим Румером!

Гейгер пожал плечом.

– Конечно, если у Румера есть недостатки, настоящий писатель обязан их изобразить. На то он и писатель, чтобы врачевать язвы…

– Сроду писатели не врачевали никаких язв, – возразил Изя. – Больная совесть просто болит, и все…

– В конце концов, не в этом дело, – прервал его Гейгер. – Ты мне прямо ответь: нынешнее положение ты считаешь нормальным или нет?

– А что считать за норму? – спросил Изя. – Можно считать нормальным положение на Земле?

– Понес, понес! – сказал Андрей, сморщившись. – Тебя же просто спрашивают: может существовать общество без творческих талантов? Правильно я понял, Фриц?

– Я даже спрошу точнее, – сказал Гейгер. – Нормально ли, чтобы миллион человек – все равно, здесь или на Земле – за десятки лет не дал ни одного творческого таланта?

Изя молчал, рассеянно теребя свою бородавку, а Андрей сказал:

– Если судить, скажем, по Древней Греции, то очень ненормально.

– Тогда в чем же дело? – спросил Гейгер.

– Эксперимент есть Эксперимент, – сказал Изя. – Но если судить, например, по монголам, то у нас все в порядке.

– Что ты хочешь этим сказать? – подозрительно спросил Гейгер.

– Ничего особенного, – удивился Изя. – Просто их тоже миллион, а может быть, даже и больше. Можно привести в пример еще, скажем, корейцев… почти любую арабскую страну…

– Ты еще возьми цыган, – сказал Гейгер недовольно.

Андрей оживился.

– А кстати, ребята, – сказал он. – А цыгане в Городе есть?

– Провалиться вам! – сердито сказал Гейгер. – Совершенно невозможно с вами серьезно разговаривать…

Он хотел добавить еще что-то, но тут на пороге возник румяный Паркер, и Гейгер сейчас же посмотрел на часы.

– Ну, все, – сказал он, поднимаясь. – Понеслась!.. – Он вздохнул и принялся застегивать френч. – По местам! По местам, советники! – сказал он.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Отто Фрижа не соврал: ковер был действительно роскошный. Он был черно-багровый, глубоких благородных оттенков, он занял всю левую стену в кабинете, напротив окон, и кабинет с ним приобрел совершенно особенный вид. Это было дьявольски красиво, это было элегантно, это было значительно.

В полном восторге Андрей чмокнул Сельму в щеку, и она снова ушла на кухню командовать прислугой, а Андрей походил по кабинету, рассматривая ковер со всех точек зрения, приглядываясь к нему то впрямую, то искоса, боковым зрением, потом раскрыл заветный шкаф и извлек оттуда здоровенный маузер – десятизарядное чудовище, рожденное в спецотделе Маузерверке, излюбленное, прославившееся в гражданскую войну оружие комиссаров в пыльных шлемах, а также японских императорских офицеров в шинелях с воротниками собачьего меха.

Маузер был чистый, воронено отсвечивающий, на вид совершенно готовый к бою, но, к сожалению, со сточенным бойком. Андрей подержал его двумя руками, покачивая на весу, потом взялся за округлую рифленую рукоять, опустил, а затем поднял на уровень глаз и прицелился в ствол яблони за окном, как Гейгер на стрельбище.

Потом он повернулся к ковру и некоторое время выбирал место. Место скоро нашлось. Андрей сбросил туфли, залез с ногами на кушетку и приложил к месту маузер. Прижимая его к ковру одной рукой, он откинулся как можно дальше назад и полюбовался. Это было прекрасно. Он соскочил на пол, в одних носках опрометью побежал в прихожую, вытащил из стенного шкафа ящик с инструментом и вернулся обратно к ковру.

Он повесил маузер, потом люгер с оптическим прицелом (из этого люгера Копчик застрелил насмерть двух милиционеров в последний день Поворота) и возился с браунингом модели девятьсот шестого года – маленьким, почти квадратным, – когда знакомый голос за спиной произнес:

– Правее, Андрей, чуть правее. И на сантиметр ниже.

  110