Последние отзывы

  58  

Генерал опять вздохнул сквозь зубы, вновь скорчился от боли, которая была настолько сильной и нестерпимой, что ему показалось, будто вся левая щека на несколько мгновений онемела. Когда боль чуть утихла, генерал Потапчук вытащил из письменного стола блокнот с алфавитным указателем и принялся концом карандаша вести по буквам. Блокнот был старый, и Федор Филиппович им очень дорожил. В нем были записи даже тех времен, когда Потапчук был еще полковником, когда существовала аббревиатура «КГБ», позднее успешно замененная на «ФСБ».

— Так, так, так… — карандаш остановился на букве «К». На каждую букву в этом справочнике было по десять страничек, и Потапчук принялся изучать телефонные номера и фамилии. — Ковалев, Кузьмицкий, Кречетов, Кошкина, Караваев, Колобков, Колобов, Кублицкий, Кожемякин, Кошев Виктор Павлович, Кочевников Анатолий Кузьмич… Ага, вот, — карандаш вздрогнул над записью, сделанной красной шариковой авторучкой. — Кучер Яков Наумович, стоматолог, квартирный телефон и рабочий. Рабочий телефон был зачеркнут, рядом простым карандашом был выведен новый телефонный номер.

Потапчук, прижимая ладонь к правой щеке, пальцем прощупывая сквозь щеку зуб, раздосадованно хмыкнул:

— Хотя, хотя… — сказал генерал сам себе, — Яков Наумович встает рано, да и ложится не позже одиннадцати, если, конечно, он не изменил свой распорядок. Три года назад я раз пять ходил к нему, и он сделал мне, как он выразился, все, что возможно в нынешние времена.

Генерал Потапчук подвинул к себе телефон и неторопливо указательным пальцем набрал номер. Трубку не снимали секунд восемь, наконец он услышал характерный и немного картавый говор:

— Говорите, я вас слушаю.

— Доброе утро, Яков Наумович! Федор Филиппович Потапчук беспокоит тебя, не забыл?

— Ба, какие люди!

— Как жизнь? — задал дежурный вопрос Федор Филиппович.

— Жизнь как в кино, что ни день, то сюрприз, то черно-белое, то цветное.

— А если серьезно, Яков Наумович?

— По-прежнему, — на этот раз коротко и умиротворенно сказал стоматолог.

— Как супруга себя чувствует?

— Как всегда. Что ей сделается? В такие годы человек всегда себя чувствует одинаково, не очень плохо, но и не очень хорошо, если, конечно, нет хронических болезней. Моя Фаина следит и за своим здоровьем, и за моим. Вот приучила меня кашки есть по утрам, и я теперь, как младенец, по утрам ем кашки, пью некрепкий чай, а только после этого иду на работу. А вы-то как, Федор Филиппович? Наверное, вы уже не просто генерал, а генерал-полковник?

— Нет, что вы, Яков Наумович! У меня тоже все без изменений, если, конечно, не считать проблем со здоровьем.

— Что стряслось? — учтиво осведомился стоматолог.

— Что-то зуб заболел.

— Все вы такие, — немного раздосадованно произнес Яков Наумович Кучер, — вспоминаете о моем существовании только тогда, когда зуб болеть начнет.

— Но это, наверное, не так плохо?

— Плохо, Федор Филиппович! С друзьями и хорошими знакомыми надо встречаться не только по делу, а и просто так.

— Хотелось бы, — сказал генерал Потапчук, — да не выходит. Дела заели.

— Зуб… зуб… наверное, — задумался Кучер, — четверочка, верхний справа?

— Точно, — сказал Потапчук. — Ну и память у тебя, Яков Наумович!

— На что не жалуюсь, так на память. А вот все остальное… На женщин уже только смотрю. — Потапчук хмыкнул в трубку, услышал такой же смешок старого стоматолога. — Какие проблемы? Подъезжайте, Федор Филиппович, прямо сейчас.

— Прямо сейчас не могу, а вот если это возможно, во второй половине дня — с удовольствием.

— Удовольствия большого я не гарантирую, но принять приму. Даже коньяка могу налить, мне тут по случаю привезли французского две бутылки, а я люблю армянский.

— Вот с ним и приеду.

— Смотри, Федор Филиппович, тебе видней. А твоя супруга как?

— На даче она сидит, говорит, Москва ей до такой степени осточертела, что жить здесь может только зимой, когда туристы уезжают, а дачу снегом заметает.

— Поклон ей от старого эскулапа, пожалуйста.

— Будет сделано, Яков Наумович. Скажи адрес, куда ехать.

— Все туда же.

— Что, прямо возле дома?

— Да, вот туда и приезжайте. Может, подождать придется минут пятнадцать, но за это, надеюсь, ты на меня не обидишься?

— Нет, не обижусь.

— Сильно болит?

— Изрядно дергает.

— На что — на холодный воздух, горячий чай?

  58