Последние отзывы

  96  

Рассказ Активиста лишний раз подтвердил слова полковника Малахова: Раскошина было просто необходимо остановить, и потребовались бы годы на то, чтобы сделать это законным путем. Сивый работал чисто, и собрать улики, которых было бы достаточно для вынесения сколько-нибудь сурового приговора, было невозможно.

Известие о том, что в заложницах у Сивого находится семнадцатилетняя сестра убитого утром Тыквы, огорчило Глеба по двум причинам. Насилие над женщинами и детьми причиняло ему почти физическую боль, и, кроме того, необходимость спасти заложницу сильно осложняла задачу У него даже промелькнула малодушная мысль о том, как было бы хорошо, не встреться ему этот Активист: он просто следил бы за Кудрявым до тех пор, пока тот не привел бы его к Сивому. Тогда дело решилось бы всего двумя выстрелами, а то и одним, если бы эти двое одновременно оказались на линии огня. Слепой покачал головой, возражая самому себе. Не будь Активиста, с его сумбурным рассказом, семнадцатилетняя девчонка так и осталась бы сидеть под замком неизвестно где. Возможно, о ней не знает никто, кроме Сивого, и тогда пуля, убившая Раскошина, убила бы и ее. Она могла быть мертва давным-давно, но еще со времен Афганистана Слепой твердо усвоил: человек жив до тех пор, пока не обнаружено его тело, а значит, до самого конца нужно действовать так, словно он жив и ждет твоей помощи.

– Черт бы вас побрал, – сказал он Активисту, выслушав его рассказ до конца. – Робин Гуд сопливый, недоделанный… Ну куда вы полезли со своим утопическим социализмом? Чертов инфантил.

На скулах у Активиста заиграли желваки, но он промолчал.

– Ладно, – добавил Глеб, – что с вами поделаешь.

Домой вам, конечно, нельзя. Примите душ здесь и давайте вздремнем хотя бы часок-другой. Другое оружие у вас есть? Нету? Дам. Красивое, глаз не оторвать. Между прочим, сувенирчик от Сивого. Неплохой получится каламбур, если вы уложите мерзавца из его же пистолета. А от этой вашей гармони нужно непременно избавиться, и чем скорее, тем лучше.

Активист вздохнул и, собрав лицо в горсть, провел ладонью ото лба к подбородку.

– Да, – сказал он, – поспать не мешает.

В этот момент в маленькой комнате зазвенело, падая с большой высоты на пол, стекло, и вслед за этим звуком раздался тяжелый шум падения чего-то большого и грузного. Одновременно кто-то принялся безуспешно, но очень настойчиво ломиться в дверь. Активист вскочил, словно подброшенный пружиной, а Слепой, не вставая, выдернул из розетки шнур настольной лампы. Квартира погрузилась в темноту, наполненную звоном и грохотом, которые доносились из прихожей и соседней комнаты.

– Достань обрез и ляг на пол, – скомандовал Слепой, и Активисту даже в голову не пришло, что можно возразить.

Он плашмя упал на гладкий паркет и, запустив руку под диван, сразу нащупал отпиленный приклад обреза.

Глава 14

Примерно за полсуток до того момента, как Слепой вошел в свою конспиративную квартиру и обнаружил там засаду, на окраине Северного Бутова остановился «уазик» цвета сгущенного молока с брезентовым верхом, от колес до самой крыши забрызганный засохшей грязью. Номера на нем были подмосковные, и, учитывая это обстоятельство и то, что последний дождь прошел над Москвой не менее полутора недель назад, можно было смело счесть водителя машины записным неряхой, привыкшим хоронить появляющиеся на бортах своего автомобиля надписи типа «Помой меня!» или «Танки грязи не боятся» под новыми слоями пыли и грязи.

На дверце этого автомобиля красовалась надпись «Медицинская помощь», но крест над ней был не красный, а синий, нарисованный специально для того, чтобы разъезжающего на желтовато-белом «уазике» ветеринара никто спьяну не принял за врача.

Дверца коровьей «Скорой помощи» открылась, и на асфальт выпрыгнул Активист. Выглядел он как человек, проведший бурную ночь, – да так оно, в сущности, и было. В правой руке он держал нечто продолговатое, завернутое в пластиковый пакет с рекламой кофе «Черная кошка», а карманы его мятой и перепачканной землей и кровью черной матерчатой куртки заметно отвисали книзу, оттянутые чем-то тяжелым. Его нижняя челюсть давно нуждалась в бритье, воспаленные глаза казались красными, как у голодного вампира, щеки ввалились, и на одной из них красовалось смазанное кровавое пятно.

Вслед за ним из машины выбрался Телескоп, более обычного взъерошенный и, как никогда, похожий на больного грача. Ежась от утреннего холодка и разминая затекшие ноги, он обошел автомобиль спереди и остановился перед Активистом.

  96