8 
Активист рассмеялся и похлопал подельника по плечу.
– Не бухти, Мишель, – сказал он. – Жадность до добра не доводит. В нашем деле главное – вовремя остановиться. Чуть дал себе волю, зарвался – и все, ты конченый человек. Посмотри на нашего Эдика. Погорел на трех тысячах. Жадность – страшная штука, Мишук, запомни.
– Ладно, – проворчал Тыква, – хватит воспитывать.
Что ты со мной, как с умственно отсталым… Кончай эту бодягу, не на митинге.
Примерно полчаса спустя спортивный «шевроле» остановился в глухом переулке, кривой загогулиной лежавшем в сыром бетонном ущелье между двумя глухими заборами с колючей проволокой поверх. К этому времени окончательно стемнело, и мертвенный зеленоватый свет горевшего в отдалении одинокого фонаря отражался от мокрого асфальта, блестевшего, как шкура змеи. С неба продолжал сеяться мелкий всепроникающий дождь, и Активист, выйдя из машины, зябко поежился, пряча тлеющую сигарету в сложенную трубочкой ладонь.
Тыква, кряхтя, выбрался следом и вразвалочку пошел к багажнику, откуда доносились размеренные глухие удары.
– Долбится, – проворчал Тыква, прислушиваясь к этим ударам. – Раздолбает мне всю машину, ублюдок.
– Выкинь его здесь, – поднимая воротник куртки, распорядился Активист. – До метро полчаса ходу, доберется.
Тыква вдруг взял его за рукав и отвел на несколько шагов от машины.
– Послушай, – вполголоса сказал он, – зачем тебе головная боль? Давай его просто пришьем.
Активист двинул плечом, высвобождая рукав, и посмотрел на Тыкву почти с жалостью.
– Пришьем? – переспросил он. – Это свежая идея.
А кто пришьет – ты? У меня лично рука не поднимется убить человека из-за вонючих трех тысяч.., да хотя бы и из-за трех миллионов. Бумажки не стоят жизни.
– Как знаешь, – проворчал Тыква. – Только не нравится мне это.
– Мне тоже, – коротко отрезал Активист и пошел к машине.
Вдвоем они вывалили избитого Телескопа на мостовую, и Тыква, не удержавшись, еще раз пнул его под ребра.
– Ну все, все, – невнятно пробормотал Телескоп, с трудом шевеля разбитыми губами. – Хватит, я уже все понял.
Он завозился, пытаясь подняться на ноги, и тогда Активист шагнул к нему и небрежно бросил на асфальт разлетевшуюся веером пачку банкнот.
– Твоя доля, – сказал он, глядя на Телескопа сверху вниз. – Забирай и уходи. И чтобы я тебя больше не видел, недоумок.
– Хорошо, – забормотал Телескоп, снова опускаясь на колени и торопливо шаря окровавленными руками по асфальту в поисках разлетевшихся мокрых купюр, – хорошо, хорошо.
Когда он, прихрамывая и странно перекосившись на левый бок, исчез за углом. Тыква повернул к Активисту удивленное лицо.
– Зачем ты отдал ему деньги? – спросил он. – Этому козлу?
– Это была его доля, – твердо ответил Активист, глядя вслед скрывшемуся жлобу. – Доля, понял? И давай не будем начинать все сначала, ладно?
Тыква пожал плечами, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Ему не нравилось то, что делал Активист. В свои неполные тридцать лет Тыква хорошо усвоил простую истину: в бизнесе друзей не бывает. Это была аксиома, а Активист пытался играть по каким-то другим, своим собственным, правилам. Такие вещи обычно кончаются плохо, но Тыква не стал развивать свои мысли вслух: до сих пор он жил за Активистом как за каменной стеной и надеялся, что ошибается все-таки он сам, а не его кумир и товарищ.
От переулка, где они выгрузили Телескопа, было рукой подать до центра, и вскоре «шевроле» уже мчался по широкой, ярко освещенной улице в плотном потоке транспорта, озаренном мерцающими вспышками рекламных щитов. Активист курил, низко съехав на сиденье и полузакрыв глаза. Видно было, что он безумно устал, но державшая сигарету рука в тонкой кожаной перчатке не дрожала. Мимо них, нарушая все правила движения и истошно завывая включенной сиреной, в вихре красных и синих вспышек пронесся милицейский «форд», а следом за ним пулей проскочил «лендровер» спасательной службы.
– Опять где-то шарахнуло, – полувопросительно сказал Тыква, глядя вслед служебным машинам.
– Может быть, – не открывая глаз, откликнулся Активист. – Сучий город. Если бы ты знал, Мишель, как я его ненавижу.
– Город как город, – Тыква пожал покатыми плечами штангиста-тяжеловеса. – Дерьмо, конечно, зато какие бабки тут крутятся!
– Вот за это я его и не люблю, – со вздохом ответил Активист.
8 
