Последние отзывы

  98  

Соловей промолчал.

– Черт, – сказал Губанов, открывая перед ними дверь и придерживая створку, чтобы не захлопнулась. – Надо было все-таки поаккуратнее.

Капитан остановился, и шедший впереди Соловей чуть было не выпустил из рук свою ношу.

– Товарищ майор, – негромко, но очень отчетливо сказал начкар. – Несколько минут назад из вашего табельного пистолета был застрелен наповал прапорщик Лопатин. Прямо в переносицу, как в тире. Так что вы уж извините, если что не так. Вперед, Соловей.

Соловей послушно тронулся с места. Начкару на мгновение показалось, что уши у его подчиненного медленно вращаются во все стороны, как тарелки локатора, чутко улавливая малейшие нюансы происходящей на его глазах битвы титанов.

Впрочем, никакой битвы не последовало. Губанов молча проглотил поднесенную ему начкаром информацию и вслед за процессией вошел в вестибюль. В тягостном молчании они поднялись по отделанной мрамором парадной лестнице, прошли коридором и остановились в уютном холле рядом с открытой дверью полированного красного дерева.

Из комнаты торопливо вынырнула пожилая заспанная горничная. Она служила у Бородича уже много лет и все эти годы стучала на своего хозяина. Впрочем, губернатору от этого было гораздо больше пользы, чем вреда: Губанов давным-давно предупредил его об опасности, после чего они вдвоем переговорили с горничной по душам. С тех пор горничная сильно повеселела, купила дочери машину, квартиру и мебель, а люди, на которых она работала, несколько лет подряд получали хорошо продуманную и тщательно отредактированную лично майором Губановым дезинформацию.

Горничная проскользнула мимо, демонстративно отвернувшись. Начкар и Соловей внесли Ирину в тщательно прибранную комнату и с облегчением опустили на кровать. Капитан отдал Губанову его пистолет, портмоне и ключ от наручников, испросил разрешения быть свободным, толкнул между лопаток замешкавшегося Соловья и вместе с ним вышел из комнаты.

Когда дверь за ними закрылась. Губанов неторопливо распихал свое имущество по карманам. Пистолет все еще был влажный и отчетливо вонял пороховой гарью. Губанов любил этот запах – он бью очень земной, реальный, от начала до конца мужской и ласкал обоняние почище любого одеколона, – но в данный момент пороховая вонь вызывала у майора совсем другие ассоциации. “Прямо в переносицу, – вспомнилось ему. – Как в тире… Ч-черт!"

Он вынул обойму и пересчитал оставшиеся в ней патроны.

Четырех не хватало. “Повезло дуракам, – подумал Губанов. – Повезло, что в лесу темно, повезло, что она, наверное, отстреливалась на бегу, повезло, что давно не упражнялась.., вообще повезло, что дело ограничилось одним Лопатиным. Им повезло, мне повезло”, одной Ирке не повезло, но это ее проблемы”.

Он загнал на место обойму, проверил предохранитель и затолкал пистолет в кобуру. Лишь покончив с этим делом, он наклонился к жене и внимательно осмотрел вздувшийся кровоподтек на ее правом виске. Кость была цела, Ирина дышала глубоко и ровно, и можно было не сомневаться, что с ней все будет в порядке. А если даже и нет, то доктору Маслову все равно давным-давно пора заняться своей главной пациенткой. Сегодняшний дикий случай переполнил чашу терпения майора Губанова.

Не особенно церемонясь, майор перевернул жену на живот и снял с нее наручники. Он не хотел быть излишне жестоким, хотя видит бог, Ирина заслужила наказание. Пусть бы посидела пару дней без пищи, со скованными за спиной руками, в полном одиночестве, не видя ни одного человеческого лица и даже не имея возможности без посторонней помощи снять штаны, чтобы облегчиться. Ей было бы очень полезно понюхать, как пахнет ее собственное дерьмо, медленно подсыхающее внутри этих самых штанов.

Наверное, он бы так и поступил, если бы не ее папаша. Старый козел, как ни смешно это звучит, все еще без ума от своей дочери и, конечно же, не позволит, чтобы от его куколки пахло чем-нибудь, кроме французских духов.

Губанов выругался вслух и вышел из комнаты, от души хлопнув дверью.

Сидевший в кресле у полукруглого окна Соловей вскочил и вытянулся по стойке “смирно”, старательно глядя куда-то в сторону. Губанов удивился было, но потом вспомнил, на кого он похож в своей залитой вином рубашке, с перекошенной рожей и прижатым к затылку носовым платком, и перестал удивляться. Строго говоря, ситуация была препоганейшая: теперь охрана пойдет мести языками, с наслаждением перебирая мельчайшие подробности ночного происшествия, и слух может ненароком просочиться наружу.

  98