27 
– Иришка, – ласково сказал Губанов, поднимая с пола жену и легонько подталкивая ее в сторону дивана. – Вот так сюрприз! Ты откуда взялась?
Ирина вывернулась из его рук, потирая ушибленный локоть. К обнаженному плечу прилип расплющенный окурок, карие глаза смотрели из-под растрепавшихся светлых волос угрюмо и недружелюбно. Похоже было на то, что падение немного прочистило ей мозги, примерно так же на время раздается в стороны затянувшая поверхность пруда ряска, если бросить туда камень. Это было плохо, поскольку Губанов вовсе не собирался вести с ней философские споры и, тем более, ссориться.
Майор протянул руку, чтобы снять с ее плеча окурок, но Ирина увернулась. Ее опять качнуло, но она удержалась на ногах и с трудом выговорила, едва ворочая одеревеневшим языком:
– Не прикасайся ко мне. Вы все заодно. С-скоты. Майор с огромным трудом подавил вспышку раздражения, больше похожего на бешенство. Очень тяжело притворяться Ромео, когда тебя в глаза обзывают скотом. Очень тяжело спорить с пьяной женщиной, когда в глаза тебе все время лезет ее обнаженная грудь и темный треугольник волос под белым кружевом белья. Чертовски тяжело сохранять благоразумие и спокойно гнуть свою линию, когда мир вокруг тебя буквально на глазах сходит с ума. Губанов хотел двух вещей одновременно: заставить эту стерву раз и навсегда заткнуться одним точно нацеленным ударом и.., ну да, он таки хотел ее – всю и прямо сейчас. Раздираемые подобными противоречивыми желаниями мужчины частенько делают непоправимые глупости, но Губанов недаром служил там, где он служил, и был отлично осведомлен о последствиях, к которым приводит потакание подобным желаниям. Поэтому он взял себя в руки и мягко сказал:
– Ты испачкалась. Смотри, окурок к плечу прилип. Знаешь, я тебя сегодня не ждал. Да ты сядь, сядь. И набрось на себя что-нибудь, простынешь.
– Еще бы ты меня ждал, – пьяно растягивая слова, пробормотала Ирина и все-таки села, плохо скоординированным движением смахнув с плеча окурок.
Губанов подобрал с пола блузку и набросил ей на плечи.
Ирина попыталась увернуться, но майор с мягкой настойчивостью удержал ее и довел дело до конца. От жены со страшной силой разило перегаром, и его желание понемногу пошло на убыль.
– Ты хоть понимаешь, что вы с моим папашкой делаете? – продолжала она. – Вы держите человека под замком против его воли.., это похищение, понял? Знаешь, что за это бывает? Вижу, знаешь! Смотри, как глазки забегали… Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие свинячьи глазки? А это потому, что я майор ФСБ… Хороша компания: один шлепнул жену и пролез в губернаторы, а другой посадил свою законную половину под замок, как какой-нибудь чеченец, и не дает опохмелиться… О чем это я?
– Ты пересказывала вчерашнюю серию этого фильма.., черт, как его? Ну вот, теперь и у меня начинаются провалы в памяти.
– А это потому, что сам не пьешь и жене не даешь. При чем тут какой-то фильм? О чем же я все-таки говорила? А!.. Я вас выведу на чистую воду. Из банка меня уволили… А все ты! Денег ему, видите ли, захотелось… Вот и воровал бы сам, я-то здесь при чем?
Губанов стиснул челюсти, чтобы промолчать. Не следовало заострять ее внимание на чем бы то ни было. Рано или поздно она устанет болтать и вырубится. Тогда ее можно будет погрузить в машину и отвезти туда, откуда она сбежала. При мысли о том, что он сделает с охранником, который допустил это безобразие, Губанов почувствовал, как онемели щеки и лоб.
Он поискал глазами по углам и нашел бутылку. В литровой емкости оставалось еще граммов двести коньяка. Майор покосился на большой винный бокал, все еще зажатый в кулаке у Ирины, и его слегка перекосило. Понятно, когда мужики в полевых условиях хлещут спирт стаканами, но чтобы женщина, да еще такая холеная, утонченно-изысканная, с таким высокопоставленным папой и при двух высших образованиях… Другая на ее месте от такой дозы давно откинула бы копыта, а эта еще ораторствует.., клеймит и обличает, черт бы ее побрал!
– Ладно, – примирительно сказал он, беря бутылку в руку и доставая коньячную рюмку. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Давай-ка дернем по маленькой за мир во всем мире. Давненько я тебя по кровати не валял, как ты полагаешь?
– Ишь, чего выдумал, – проворчала Ирина, с пьяной поспешностью отодвигаясь в самый угол дивана и плотно сжимая колени, словно находилась в обществе уличного маньяка, а не собственного мужа. – Зэчек у себя на работе валяй, половой гигант. И пить я с тобой не буду, еще чего не хватало. Я статью буду писать, понял? Где бумага?
27 
