Особенно,... 
53 
— Хорошо! — сказал Глазов, усаживаясь на поваленное дерево. — Если бы не комары, было бы просто замечательно! Рай на земле!
— Надо было воспользоваться спреем, — лукаво улыбнулась Юлия, присаживаясь рядом.
— А кто-то мне не предложил.
— А ты не знаешь, что баллончик лежит в сумке?
— Я по твоим сумкам не шарю.
— Эх ты! Не чужой мне человек, — передразнила она.
— Ну, учитывая, что нам одну на двоих кровать застелили…
— Ты что-то имеешь против? — прищурилась она.
— В общем-то… — он смутился.
— Ну-ну. Смелее. Я уже поняла: ты из тех мужчин, что сначала расставляют все точки над «и», и только потом позволяют себе предаться страсти. Основательный.
— Это плохо?
— Это скучно. Милый мой, тебя же практически невозможно соблазнить! Я тебя сегодня полночи ждала. Думала: дверь на террасу открыта, чего ж ему еще? Мне надо было послать письменное сообщение о своих намерениях? Или у твоей жены разрешение спросить?
— Ну, знаешь!
— А Кузьминична тебя хвалит.
— При чем здесь она?
— Она — лесная колдунья. Ведьма, — страшным голосом сказала Юлия. — Я у нее зелье попросила.
— Какое еще зелье?
— Приворотное.
— Совсем вы, бабы, чокнутые!
— А ты не веришь?
— Да ну вас! Комары закусали. — И он поднялся с упавшего дерева. Юлия рассмеялась:
— Может, убежишь? А вдруг я им губы намазала? И никакой это не спрей от комаров, а зелье приворотное? Запах которого так тебя привлекает?
— Это шутка?
— Ну конечно, шутка! — она тоже поднялась. — Как видишь, комары и меня кусают.
Глянул с опаской. Черт их знает! Бабулька и в самом деле со странностями! Вот и уважай после этого старость! Сыпанет тебе в чай какой-нибудь отравы!
— Пойдем-ка на солнышко, милая. Там нет комаров. Зато есть ромашки. Замечательные! Когда шли, я их заприметил. Огромные белые ромашки. Хочу подарить тебе букет полевых цветов.
— Это значит «да»? — лукаво улыбнулась она.
— Что «да»?
— Зелье подействовало?
— Оно давно уже подействовало. Когда его и в помине не было. Как видишь, я честный. Ну, пойдем. — Он потянул ее за руку. Комары и в самом деле становились все злее. Романтическое настроение уходило вместе с выпитой ими кровью.
Оказавшись на опушке леса, он вздохнул облегченно: зловредные насекомые отступили в тень. Солнышка они не любили. Дмитрий нагнулся и сорвал первую ромашку. Протянул ей.
— Любит, не любит… — начала обрывать лепестки Юлия.
— Гадаешь? — с иронией спросил он.
— А что? Сбывается! Когда-то у меня была большая-пребольшая любовь…
— Да ну? — с ревностью спросил он. — В школе?
— Нет, не в школе. Но что-то детское в ней было. Ревность, наверное. Не мне, так никому. Как глупо! Все глупо.
— Он что, не любил тебя?
— Как оказалось. Впрочем, не обязательно об этом рассказывать. Не время еще.
— Ну хочешь, я тебе что-нибудь расскажу? Взамен?
— Боюсь, замена неравноценная.
Она резко отбросила ромашку с наполовину оборванными лепестками. Он почувствовал, что подошел вплотную к тайне. Вот оно, начинается! Но не время. Значит, расскажет. Когда время придет. А когда оно придет?
Дмитрий почувствовал вдруг раздражение. Кто он для нее? Охранник? Личный шофер? Частный сыщик, нанятый ею для расследования убийства мужа? Раз ей решать, когда время, а когда нет. Меж тем как сыщик, он может потребовать полной откровенности. Так нет! Надо пудрить ему мозги! Играть в любовь, обрывать лепестки у ромашки! Он резко разогнулся и перестал рвать цветы.
— Что с тобой? — спросила Юлия, встретившись с ним взглядом.
— Ничего.
— Митя…
— Хватит уже. Пойдем.
— А цветы?
— На. — Он неловко сунул ей в руки букет. Обратно шли молча. Хорошо, что противная собака с ними не увязалась!..
…Альфа встретила их заливистым лаем. Обиженным. Мол, гуляли без меня, а я тут на привязи.
— Сидеть! — велела хозяйка. И собака обиженно поджала хвост.
Кузьминична, гремя подойником, шла доить своих коз. День клонился к вечеру, но солнце еще стояло высоко. Длинный июньский день. Светлые ночи…
…Одна из таких ночей все-таки наступила. Глазов, не зажигая света, прокрался в горенку, где Юлия уже лежала на кровати, и глупо спросил:
— Ты не спишь?
— Нет, — шепотом ответила она. И, чувствуя его неуверенность, добавила: — И без тебя не усну.
Он молча стал раздеваться. Потом, зажмурившись, хотя и без того было темно, нырнул в постель, под одеяло.
53 
