– Да это Эраста Петровича надо благодарить! – не сдержавшись воскликнула Варя, смертельно обидевшаяся за Фандорина. Стоит, молчит, за себя постоять не может. Что его сюда, в качестве мебели привели? – Это Фандорин поскакал к Соболеву и убедил его атаковать!
Император изумленно уставился на дерзкую нарушительницу этикета, а старенький Корчаков укоризненно покачал головой. Даже Фандорин, и тот, кажется, смутился – переступил с ноги на ногу. В общем, всем Варя не угодила.
– Продолжай, Мизинов, – кивнул император.
– С позволения вашего величества, – поднял сморщенный палец канцлер. – Если Маклафлин затеял столь ответственную диверсию, зачем ему понадобилось извещать о своем намерении сию девицу? – Палец качнулся в сторону Вари.
– Но это же очевидно! – Мизинов вытер вспотевший лоб. – Расчет был на то, что Суворова немедленно разнесет такую сногсшибательную новость по всему лагерю. Сразу же дойдет до штаба. Ликование, сумбур. Дальнюю канонаду сочтут салютом. Возможно даже, на радостях первому донесению от атакованного Ганецкого не поверят – станут перепроверять. Мелкий штрих, импровизация ловкого интригана.
– Пожалуй, – согласился князь.
– Но куда делся этот Маклафлин? – спросил царь. – Вот кого бы допросить, да очную ставку с Веллсли устроить. Ох, не отвертелся бы полковник!
Корчаков мечтательно вздохнул:
– Да-а, такой, как говорят в Замоскворечье, компрометаж позволил бы нам полностью нейтрализовать британскую дипломатию.
– Ни среди пленных, ни среди убитых Маклафлин, к сожалению, не обнаружен, – тоже вздохнул, но в другой тональности Мизинов. – Сумел уйти. Уж не ведаю, каким образом. Ловок, змей. Нет среди пленных и советника Осман-паши пресловутого Али-бея. Того самого бородача, который сорвал нам первый штурм и который, как мы предполагаем, является alter ego самого Анвара-эфенди. О сем последнем я представлял вашему величеству докладную записку.
Государь кивнул.
– Ну что вы скажете теперь, Михайла Александрович?
Канцлер прищурился:
– А то, что интересная может получиться комбинация, ваше величество. Если все это правда, то на сей раз англичане зарвались, переусердствовали. Хорошо отработать – так еще и в выигрыше окажемся.
– Ну-ка, ну-ка, что вы там замыслили? – с любопытством спросил Александр.
– Государь, с взятием Плевны война вступила в завершающий фазис. Окончательная победа над турками – дело нескольких недель. Подчеркиваю: над турками. Но не получилось бы, как в пятьдесят третьем, когда мы начинали войной против турок, а ввязались в схватку со всей Европой. Наши финансы подобного противостояния не выдержат. Сами знаете, во что нам стала эта кампания.
Царь поморщился, как от зубной боли, а Мизинов сокрушенно покачал головой.
– Меня очень встревожила решительность и грубость действий этого самого Маклафлина, – продолжил Корчаков. – Она свидетельствует о том, что в своем нежелании пускать нас к проливам Британия готова идти на любые, даже самые крайние меры. Не будем забывать, что их военная эскадра стоит в Босфоре. А тем временем в тыл нам целит милейшая Австрия, однажды уже вонзившая нож в спину вашему батюшке. По правде говоря, пока вы тут воевали с Осман-пашой, я все больше про другую войну задумывался, про дипломатическую. Ведь мы проливаем кровь, тратим огромные средства и ресурсы, а в результате можем остаться ни с чем. Проклятая Плевна съела драгоценное время и подмочила репутацию нашей армии. Вы уж, ваше величество, простите старика, что в такой день вороной каркаю…
– Бросьте, Михайла Александрович, – вздохнул император, – мы не на параде. Неужто я не понимаю?
– До разъяснений, сделанных Лаврентием Аркадьевичем, я был настроен весьма пессимистически. Спроси вы меня час назад: «Скажи-ка, старая лиса, на что мы можем рассчитывать после виктории?» – я бы честно ответил: «Автономия Болгарии да кусочек Кавказа – вот максимум прибытка, жалкая цена за десятки тысяч убитых и потраченные миллионы».
– А теперь? – чуть подался вперед Александр.
Канцлер выразительно посмотрел на Варю и Фандорина.
Мизинов понял смысл взгляда и сказал:
– Ваше величество, я понимаю, куда клонит Михаил Александрович. Я пришел к тому же умозаключению, и привел с собой титулярного советника Фандорина неслучайно. А вот госпожу Суворову мы, пожалуй, могли бы отпустить.
Варя вспыхнула. Оказывается, ей здесь не доверяют. Какое унижение – быть выставленной за дверь, да еще на самом интересном месте!