Она отрицательно покачала головой, не проронив ни слова.
– Начинайте, – сказал священнику граф.
Священник облизал сухие губы и приступил к обряду. В руках у жениха и невесты горели, потрескивая, восковые свечи, пламя их колебалось, и Шурочка все время боялась, что одна из свечей погаснет. Но, слава богу, обошлось. Потом они с графом шли вкруг алтаря, и теперь уже она боялась, что споткнется. И тут обошлось. Вследствие всех этих переживаний, она не помнила, как сказала «да» и как граф надел ей на палец обручальное кольцо. Очнулась только, когда церемония уже закончилась, и губы их соприкоснулись без всякой страсти. После чего они рука об руку направились к выходу из церкви. Прислуга и крестьяне вышли вперед, и теперь все они низко кланялись ей, говоря при этом:
– Поздравляем, ваше сиятельство! С законным браком!
Она поняла, что эти слова обращены уже не к графу, а к ней. Это она «сиятельство». Законная жена. «Выходит, я теперь графиня», – подумала Шурочка. Случись это при других обстоятельствах, и не в этот день, она бы торжествовала. Сейчас она готова была заплакать. Теперь уже Шурочке казалось, что она совершила предательство.
Карета для них с мужем была уже готова, в другой экипаж уложены вещи графа. Они тотчас должны были ехать. Но куда? Она этого не знала. Шурочка переоделась спешно в то платье, в котором сюда приехала и опять стала прежней. Почти прежней, потому что на ее правой руке теперь сияло обручальное кольцо. Шкатулку с драгоценностями отнесли в карету. Прислуга и крестьяне прощались с ними долго, понимая, что господа теперь пожалуют сюда не скоро. Когда карета тронулась, она спросила у мужа:
– Алексей Николаевич, как же вы решились? Что скажет Государь?
Граф улыбнулся. Похоже, он почти отправился от потрясения, коим была для него дуэль. Впрочем, и накануне он был абсолютно спокоен.
– Пусть это вас не беспокоит, – сказал ей муж. – Я должен был бы, будучи человеком, состоящим в придворной службе, милостиво испросить разрешения на брак и не получил бы его. Но меня не страшит, ни гнев Государя, ни отставка. Я намерен тотчас уехать за границу. Побывав в провинции, я понял всю бесполезность наших прожектов и начинаний. Россия к этому еще не готова. Надо подождать еще лет десять. Это случится не при царе, который, взойдя на престол, первым делом повесил достойнейших дворян, а лучших сослал на каторгу. Возможно, при следующем. Вы понимаете, о чем я говорю. Только вы меня и понимаете. Паспорта наши вскоре будут готовы, а мы пока их подождем в имении под Петербургом. Здесь оставаться было бы неприятно для нас обоих. Надо позаботиться и о вашем гардеробе, вы ведь теперь графиня Ланина. Я вас уверяю, что ожидание надолго не затянется.
– А если нас не выпустят за границу?
– У меня достаточно влияния и денег, не беспокойтесь. Паспорта могут быть выписаны и на другое имя. Через некоторое время мы будем в Париже. Вам необходимо освоиться с новой ролью и совершенствоваться в языке, без которого вы будете в светском обществе чувствовать себя неловко.
– Но смогу ли я? – испугалась Шурочка.
– Я рядом с тобой, Саша. – Он пожал ее руку. – Даже если свет не примет нас здесь, в этой стране, мы найдем себе пристанище. Часть моих капиталов размещена за границей в иностранных банках. Сословные предрассудки сильны только в России, но есть страны, где их и не было никогда. Мы можем поехать, куда захотим. Тебе надо посмотреть мир, и я с удовольствием его для тебя открою. Это гораздо увлекательней, чем заниматься прожектерством на благо взяточникам и придворным проходимцам. Но что-то подсказывает мне, что мы вернемся. Не такое уж преступление жениться на девушке без состояния и знатных родственников.
– Ошибаетесь, – усмехнулась Шурочка. – Моя покойная мать – урожденная княжна Михайлова-Замойская!
На это он с иронией ответил:
– Подумать только! Ну, тогда мы вправе рассчитывать на прощение!
Шурочка улыбнулась против своей воли.
– Что же касается господина Соболинского… – вернулся к щекотливой теме граф.
– Боюсь, что Серж умирает, – ее голос против воли задрожал.
– Как? – удивился граф. – Разве я его не убил?
– Говорят, рана тяжелая, и он очень плох. Но пока еще жив.
– Кто говорит?
– Из усадьбы Соболинских прислали весточку, – уклончиво сказала она.
– Что ж, дьявол на его стороне. Вернее, с ним, – сказал муж, имея в виду алмаз. Она невольно вздрогнула и посмотрела на шкатулку с драгоценностями. – Всякое может случиться. Возможно, что господин Соболинский и выживет. Только мы уже будем далеко.
– Вы никогда не говорили, что так метко стреляете. И что вы – опытный дуэлянт.
– Ты еще многого обо мне не знаешь.
Он придвинулся ближе, и Шурочка невольно вспыхнула. Ведь она теперь замужем! Надо позволить себя обнять, а если он захочет ее поцеловать, надо ответить. Приятно, когда тебя называют «сиятельством», приятно, когда у твоего мужа так много денег, но хотелось бы, чтобы и сам он был тебе приятен. До сих пор она думала о нем только как о надежном друге. Он и в самом деле выручил ее из беды. Но ко всему остальному надо еще привыкать. Хорошо, что он так умен, что у него достаточно терпения и такта. И что он любит ее. Она же попробует его полюбить. Но должно пройти какое-то время…
Они уезжали все дальше и дальше от мест, где в это лето драма сменяла драму. Кипели человеческие страсти, разбивались сердца, и в конце концов пролилась кровь. Виновник всего этого был с ними в карете. Огромный алмаз с красивым названием «Сто солнц в капле света». Но об этом знала только она, а она собиралась хранить эту тайну. Что же касается крови…
Небеса сжалились наконец. После двух с половиной месяцев суши разразилась гроза. И теперь ливень стоял стеной, бурлили потоки воды, сметая на своем пути все. Теперь вода была здесь хозяйкой. Одна история закончилась, начиналась новая.