«Каждый из мужиков не прочь оказаться на моем месте, и каждая женщина из пялящихся на нас, мечтала бы пройтись рядом со мной. Ради таких мгновений стоило заплатить стольник гаишникам. Твари!»
— Угадай, какая машина моя? — рассмеялся Аркаша, придержав Лилю на тротуаре перед стоянкой.
Выбор машин перед аэропортом был грандиозный, как в автосалоне. Но Лиля хорошо знала Аркашу и его папашку.
— Вот эта, — она кивком указала сразу на две машины — красная «лянча» и черный джип «мерседес».
— Так какая, красная или черная? Девушка лишь на секунду задумалась и уверенно произнесла:
— Черная.
— Почему?
— Ты сам купил бы красную, но твой папашка помешан на черном цвете: черные костюмы, черная мебель в кабинете, черные галстуки. Даже носки только черные носит. Вот он и купил тебе черную машину.
Аркаша почувствовал себя так, словно его ткнули мордой в асфальт. Предмет гордости превратился в орудие унижения.
— Я сам выбирал.
— Я не говорю, что ты не назвал марку, какую хотел бы, но цвет остался за твоим папашей.
«Сучка, — выругался про себя Аркаша, — видит меня насквозь. Но ничего, я еще отыграюсь на тебе, найду способ».
— Садись, — он распахнул дверцу и похлопал Лилю по ляжке, когда та устраивалась поудобнее.
— Руки не распускай, я тебе не придорожная шлюха, которая за двадцать баксов в лепешку расшибется, чтобы клиенту угодить.
Букет она небрежно швырнула через плечо на заднее сиденье, даже не поинтересовавшись, как он приземлился. Бросила цветы так, как подвыпивший мужчина бросает через плечо пустую скомканную пачку из-под сигарет, наверняка зная, что она ему в жизни уже больше не понадобится.
Младший Галкин картинно одернул манжету и взглянул на дорогие часы — тоже новое приобретение, которого раньше Лиля не видела. Та хоть и заметила обновку, но сделала абсолютно безразличное лицо.
В душе она смеялась: «Боже, какая он дешевка! И главное, никогда не станет таким, как его папашка. У того хватка что надо, даже меня иногда умудряется на место поставить».
Аркаша запустил компакт-диск и почти до предела выставил громкость.
— Слышишь, как звучит? Акустика что надо! Сабвуфер новый поставил, все навороты, какие только могут быть. И знаешь, что мне мастер сказал, когда мы с ним колонки подбирали?
— Что же?
— О басовых тонах. Говорит, сабвуфер должен быть таким, что когда музыку слушаешь, надо, чтобы немножечко поташнивало.
— Прибереги свои шуточки для придорожных шлюх. Это на них производит впечатление. Купил машину — и радуешься, как пацан. Какой ты, в сущности, ребенок! — и, поймав обиженный взгляд Аркадия, Лиля смилостивилась над ним, положила руку на плечо. — Давай, гони с ветерком.
— Нас никто не обгонит! — с гордостью воскликнул Аркадий и рванул с места.
— От твоей музыки, в самом деле, поташнивает.
Лиля порылась в компакт-дисках и, оборвав мелодию на полутакте, вставила новый компакт.
Классика ей не нравилась, но она знала, что она не нравится и Аркадию. Вот и решила ему досадить. С другой стороны, когда звучит классическая музыка, можно на чем-то сосредоточиться, подумать, поговорить. Попса же не позволяет думать, она выворачивает наизнанку, как испорченная котлета.
Аркадий выехал на прямую и сразу же разогнал свой джип до ста двадцати. Он упивался собой, упивался скоростью. Так продолжалось минут десять-двенадцать. Он обогнал всех. И тут впереди увидел ненавистный «лэндровер».
— Соперник, — сказал он.
— Кто соперник? Где соперник?
— Видишь зеленую развалюху?
— Вижу, — сказала Лиля.
— Этот козел меня чуть в кювет не сбросил, когда я за тобой ехал.
— Ну, и что из того?
— Я ему сейчас отомщу.
— Может, не надо? — наперед зная реакцию, спросила Лиля.
Она знала, скажи она «сбрось скорость», Аркадий вдавит педаль в пол. Галкин-младший, когда сидел за рулем, становился невменяемым. Сам он большой силой не отличался, поэтому любил мощные машины, которые давали преимущество перед остальными. Да и кошелек, полный денег, стал продолжением его комплексов.
«Лэндровер» черт знает какого года выпуска шел с приличной скоростью, ровно и спокойно. Аркаша нетерпеливо просигналил, требуя, чтобы ему уступили дорогу.
Забродов видел черный джип, медленно настигающий его.
«Вот же, идиот, — подумал Забродов, — такие люди в своей постели не умирают. Наверняка на его похоронах кто-нибудь будет рассказывать гостям о покойнике: „Да, рано погиб, но зато как ездил! Как настоящий джигит!“»