97 
— Идиот убежден, что все, кроме него, идиоты, — сказал он негромко, глядя на пенившуюся вдоль борта катера воду.
Вода была темно-синяя и напоминала густое желе. Взбитая форштевнем катера пена походила на паутину стеклянных нитей с вплетенными в нее бесчисленными пузырьками. Крупные чайки кружили над кораблем, оглашая воздух своими пронзительными неблагозвучными криками. На корме туристы кормили их с рук, и большие черно-белые птицы со снайперской точностью на лету выхватывали из протянутых ладоней кусочки пищи.
— Акутагава, — откликнулся Сабуро. — Он знал толк в жизни, хотя и рано умер.
— Чепуха, — резко возразил господин Набуки. — Знай он толк в жизни, он не покончил бы с собой в тридцать шесть лет. Талант писателя состоит не в том, чтобы хорошо знать и понимать жизнь. Талант не имеет ничего общего с мудростью. Заставить людей поверить, что ты мудр, и принять твою точку зрения — вот настоящий талант.
— То же самое можно сказать не только о писателях, — осторожно заметил Сабуро. Он был рад случаю отвлечь господина Набуки от мрачных мыслей и очень боялся оттолкнуть его неосторожно сказанной фразой. — Политики, например…
— Верно, — нетерпеливо перебил его господин Набуки. — Не бывает таланта в какой-то отдельно взятой области — в литературе, в живописи, в политике… Талант огромен и всеобъемлющ. Это что-то наподобие мандарина, который люди делят на дольки. Одна долька — умение сочинять музыку, другая долька — способность вести за собой войска и выигрывать сражения… Кому-то достается одна долька, кому-то пять или шесть, а еще кому-то — кожура мандарина, а то и вовсе ничего.
— Некоторые люди просто не способны воспользоваться даже тем немногим, что им дано, — сказал Сабуро.
— Это другой вопрос, — пожал плечами господин Набуки. — Если человек не может переварить дольку мандарина, значит, у него проблемы с желудком. Это надо не осуждать, а лечить. Акутагава это очень хорошо понимал. Он-то выжал из своей дольки все до последней капли. Зачем ему было продолжать жить?
Сабуро молча кивал, глядя, на выраставшие из моря обрывистые берега Кунашира. Двигатель катера размеренно стучал где-то под палубой, сизый дымок дизельного выхлопа стелился над самой водой Разговор получился странный и не слишком приятный, но это было все-таки лучше, чем совсем ничего: Сабуро побаивался господина Набуки, когда тот вот так угрюмо молчал. Хозяин понемногу начал сдавать, но в последнее время этот процесс пошел с пугающей скоростью.
, Господин Набуки тоже смотрел на приближавшийся берег. Разговор с Сабуро на какое-то время отвлек его от мрачных раздумий, но, как только оба замолчали, прежние мысли вернулись, словно никуда и не уходили Почему-то вспомнились давние времена, когда он впервые начал осознавать свое предназначение — то, ради чего он родился и уцелел в войне, не погиб вместе со всей своей семьей. Тогда ему казалось, что он обязательно доживет до того дня, когда над потерянными Японией островами снова взовьется флаг с изображением восходящего солнца. Теперь господин Набуки начал понимать, что ею надежды оказались напрасными. Обиднее всего было то, что до осуществления его мечты оставалось совсем немного времени — год, два, от силы десять лет. Но он чувствовал, что столько ему не протянуть. Виноват в этом был не возраст и даже не здоровье. Просто желание жить покидало господина Набуки, и с каждым днем этого желания оставалось все меньше.
„Ничего, — подумал господин Набуки. — Это ничего. Мне действительно незачем больше жить. Я сделал в тысячу раз больше, чем мог бы сделать любой человек, любой политик. Я заставил этот подлый мир содрогнуться от ужаса. Я отомстил обидчикам, покарал убийц и осквернителей святынь моего народа. Это сделал я, я один, и, когда пробьет мой час, мир узнает, кто его покарал и за что. Мир должен об этом узнать, и он узнает. Но сейчас думать об этом рано. Нужно все подготовить, чтобы смерть не застала меня врасплох, но, пока я жив, мне придется действовать — до самой последней минуты действовать так, словно впереди у меня еще сто лет жизни. Потому что дело еще нужно довести до конца. Потому что я не имею права умирать раньше, чем…“
— Сабуро, — позвал он, — мальчишка улетел? Сабуро ответил не сразу, и эта пауза не понравилась господину Набуки. Похоже, его старый друг и соратник имел что-то против его последнего замысла. Неужели не только глупый и подлый мир, но и железный Сабуро, его верный помощник, его правая рука, начал испытывать содрогание от того, что делал его хозяин?
97 
