Тело сержанта Смирнова безуспешно искали напротив огородов до четырех дня, пока из города не примчался УАЗик и подполковник Кабанов не сообщил майору Грушину, что Смирнова нашли в самом Ельске. Двое мальчишек, удивших рыбу у моста, заметили, как у сваи перевернулось тело. Они подняли крик, позвали взрослых.
Тело, зацепившееся за ржавый гвоздь, покачивалось под мостом. Шея сержанта Смирнова была прострелена навылет.
* * *
Убийство сразу двух сержантов-контрактников вызвало шум уже не только в Ельске. Случайность, которая повторяется, становится закономерностью. Значит, точно, отстреливают целенаправленно тех, кто был в Чечне, причем именно в одной командировке, в одном заезде. Все трое убитых были хорошо знакомы друг с другом, служили в одном отделении. Единственный, кто ничуть не удивился, когда ему сказали о гибели контрактников, был сумасшедший Гриша.
– Я же сказал им, что они мертвые, а они не поверили, – мягко произнес он, – а меня она отпустила…
В городе появились столичные журналисты, но дальше ворот бригады спецназа их не пустили. На фоне этих ворот с красной звездой подполковник Кабанов давал скупые объяснения перед телекамерами:
– Да, убиты двое спецназовцев, предположительно снайпером.
На замечание досужего московского журналиста, что убито уже трое, Кабанов пожал плечами:
– Связь между убийствами пока не установлена.
– Да это же яснее ясного!
Кабанов ничего не отвечал, не в состоянии придумать туманную фразу, которая могла бы удовлетворить и его начальство, и журналистов.
– Выключи камеру, – сказал журналист оператору и при этом незаметно подмигнул. – Давайте сядем на лавочку, поговорим неофициально.
Оператор поставил камеру на колени, подняв окуляр, чтобы видеть, что он снимает втайне от подполковника, прикрыл коробком спичек горящую лампочку.
– Пусть камера остынет, – громко сказал он, честно глядя в глаза подполковнику Кабанову.
Журналист угостил военного дорогой сигаретой.
– Я понимаю, Виталий Алексеевич, вы человек подневольный. Армия – она и есть армия, вы не можете говорить открыто. Но теперь, когда камера выключена, расскажите честно, что случилось.
– Если честно… – уже не опасаясь камеры, произнес подполковник Кабанов. Он прислонился спиной к дереву и закурил дорогую сигарету. – Плохи дела, очень плохи. Все они служили в одном отделении, выполняли, так сказать, работу, участвовали в антитеррористической операции, уничтожая чеченских бандитов. Почти все из отряда, который мы командировали в Чечню, награждены медалями. Сам заместитель министра внутренних дел вручал им награды… А потеряли мы в Чечне немало.
– Почему они, Виталий Алексеевич, оказались за пределами части?
– Ну, знаете, парни молодые, жара-то какая стоит… – подполковник Кабанов принялся вытирать вспотевшее лицо носовым платком. – Решили искупаться. Их сам черт не удержит. Что им приказы?
– Если бы не вышли за пределы части?
– Ну, знаете, если бы не вышли, тогда хоронить бы их не пришлось, – подполковник сплюнул на пожухлую от солнца траву и растер плевок подошвой ботинка. – Скверные дела. В общем, больше сказать мне вам нечего.
– Что теперь делать будете?
– Искать.
– Кого искать, вы себе представляете?
– Кого, кого… Того, кто стрелял, искать станем.
– В Ельске-то населения всего ничего, э.то не Москва и не Питер, найти можно в два счета.
– Можно, – сказал подполковник Кабанов. – Мы бы уже давно нашли, все на ногах, все ищем. Одна беда – не знаем, кого искать.
Журналист хихикнул, понимая, что подполковник спецназа так и не понял, что его бестолковые признания фиксировала камера.
– Спасибо вам, Виталий Алексеевич.
Подполковник пошел к воротам, а журналист, подойдя к оператору, негромко спросил:
– Ну, как оно?
– Нормальная картинка получилась, – ответил оператор.
Журналист взял микрофон, оператор забросил камеру на плечо.
– Снимаю, – произнес оператор, и журналист спокойным голосом сообщил в камеру, что специальный репортаж он вел от ворот военной части из небольшого российского города Ельска.
* * *
Тимофей Кузьмич Свинарев в свои шестьдесят два года выглядел еще довольно моложаво.
Шевелюру он имел густую и черную, а немного выпирающий живот абсолютно не портил его крупную фигуру, лишь придавал дополнительную солидность. Среди соседей Тимофей Свинарев слыл мужчиной рукастым, мастером своего дела. И если кому-либо из жителей Ельска или близлежащих поселков требовалось поднять дом, подвести под него фундамент, перекрыть крышу, обложить кирпичом, подремонтировать старую русскую печь, то часто обращались к Свинареву, называя его ласково – Кузьмич.