115 
– Им, может, будет и все равно, а вот их лошадям вряд ли придется по вкусу, – сказал я.
Сначала мы услышали страшный гул, потом и впрямь почувствовали, как дрожит земля. Черная линия на горизонте стала расти на глазах, увеличиваться в размерах, уплотняться. Поднимая облака пыли, на нас неслось несметное татарское войско.
Почему-то подумалось: сейчас мы воюем, истребляем друг дружку, а ведь пройдет какое-то время, и наша кровь так перемешается, что будет сложно понять, где кончается русский и начинается татарин.
Я находился в передней шеренге измайловцев и с интересом наблюдал за начинающимся действом. Посмотреть было на что: подобного мне не приходилось видеть не то что в жизни, даже в кино, и сейчас я сам себе казался статистом масштабной и дорогой голливудской постановки, затеянной Джеймсом Кэмеруном или Спилбергом. Наверное, только они могли бы выбить под себя такие бюджеты: многотысячную массовку, пиротехнику, компьютерные спецэффекты и прочие навороты. Все было так нереально, что я с огромным трудом удержался от соблазна ущипнуть себя, чтобы проверить, не сплю ли, не вижу ли затянувшийся сон.
Крымцы еще издалека развертывались лавой. Ветер доносил обрывки голосов, будоражащих кровь криков. Татары подбадривали себя и заодно пытались испугать противника. Они были храбрыми воинами, которые не слишком часто встречались с регулярной армией.
Я ждал команды открыть огонь. Справа от меня в одной шеренге стоял принц. У него в руках была фузея с примкнутым штыком, заряженная дальнобойной пулей Анисимова. Сбоку от Антона Ульриха находились такие родные Чижиков и Михайлов. С ними мне почему-то было спокойно и легко. Как будто мы не встречаемся лицом к лицу со смертью, а просто наблюдаем за военными маневрами.
– Красиво скачут, басурмане, – сплюнув, сказал Чижиков. – Как на параде.
– Чичас мы им устроим, – ухмыльнулся Михайлов. – Покажем кузькину мать.
Но первыми «показали» не мы. До татар оставался километр, не больше, и тут с гулом и ревом ударили ракетные установки. Полетели курящиеся снаряды, оставляя за собой в небе дымный протяжный след. Потом послышались громкие хлопки. Где-то в глубине татарской лавы заискрились высокие бенгальские огни, вспыхнули разноцветные языки пламени, потом ухнуло, и всадников словно обсыпало красно-зеленым серпантином. Это рвались ракеты, предназначенные для фейерверков. Немного погодя «заиграли» боевые заряды, перекрывая протяжный людской вой и топот тысяч копыт.
– Товсь! Пли! – крикнул капитан-ракетчик.
Последовал второй залп, снова накрывший крымцев. Я не могу себе представить, что творилось там, в гуще татарского войска. Наверное, это было страшно, невыносимо страшно. Смерть падала с небес, гигантской косой скашивая десятки, а может, и сотни отважных, но беспомощных сейчас всадников в островерхих шлемах. Даже муллы в зеленых чалмах не могли ничего поделать с карающей десницей русских гяуров. Они пытались навлечь гнев Аллаха на головы наших солдат, но погибали сами, сгорая в искрящихся фонтанах огня.
Однако первые ряды лавы неукротимо летели на нас, там еще поддерживался относительный порядок, там еще не испытали на себе последствий ракетного залпа. И тогда по ним картечью ударили пушки.
Я видел, как вылетают из седел сраженные всадники, как в некогда монолитной стене возникают бреши, как образуются груды тел, в которых вперемешку лежат люди и кони. Наверное, я должен был смотреть на это с восторгом, но вдруг мне сделалось не по себе. Это была не война, шло планомерное истребление противника. Настоящая мясорубка.
Натасканные орудийные расчеты методично расстреливали татар, благо ни стрелы, ни пули не могли никого из нас задеть.
Бойня может быть красивой, не спорю. Убийство иногда показывается с притягательной стороны, но я вдруг поставил себя на место этих людей и почувствовал сожаление и стыд.
Татар было много, но пока они не могли ничего нам противопоставить. Мы прибивали их, словно мух. Шлепала огромная мухобойка, забирая с собой людские жизни. Выстрел, хлопок, и чьи-то души несутся на небеса, чтобы пировать там в обществе мусульманских гурий. Или нет… если не ошибаюсь, смерть от пушечного выстрела вносит коррективы в загробную жизнь правоверного.
Додумать я не успел. Тысяча смельчаков приблизилась к нам на расстояние ружейного выстрела. Пришло время опробовать пулю Анисимова в настоящем деле.
115 
