Было объявлено о прибытии нужного рейса. Глеб перевел бинокль на небо и вскоре увидел заходивший на посадку самолет. Лайнер показался над самым лесом, затем на несколько секунд исчез из поля зрения, пока не появился вновь уже в конце взлетно-посадочной полосы. Глеб дождался, когда подадут трап, и замер, рассматривая пассажиров, выходящих из самолета.
«Ну вот ты и появился», – Сиверов увидел как на верхнюю площадку трапа ступил вслед за двумя охранниками Семен Георгиевич Иванов.
Рядом с новоявленным итальянцем шла невысокого роста, казавшаяся довольно хрупкой женщина с короткой, почти мальчишеской стрижкой, в строгом деловом костюме. Процессию замыкали еще двое охранников.
«Не так уж он и крут, как уверял меня генерал Потапчук», – подумал Сиверов, продолжая разглядывать в бинокль Иванова и его спутников.
Те, особо не выделяясь среди толпы, мирно шли вместе с другими пассажирами к автобусу, встречавшему прилетевших.
«Так: будут проходить паспортный контроль и таможню, как и остальные, как все смертные. А это означает одно из двух: или его здесь особенно не ждут, или же он не хочет поднимать лишнего шума из-за своего появления. Что ж, разберемся».
Если бы не задание устроить шумиху, Сиверов спокойно мог бы убрать Иванова и сейчас, здесь. Лучшего места не найти. Верхняя фрамуга большого окна открывалась, рядом проходила пожарная лестница, ведущая прямо к потолочному люку – на крышу. Даже замка приличного на нем не было, лишь скруток толстой проволоки. А если бы и не существовало люка – тоже не беда. Глебу Сиверову уже однажды приходилось пользоваться такой лестницей. Толстый кожаный ремень, пропущенный через одну из перекладин, петля ремня наброшена на плечи. То ли лежишь, то ли стоишь, перед тобой – узкая щель приоткрытого окна. В руках винтовка с глушителем и оптическим прицелом. После почти беззвучного выстрела, после того как на летном поле падает человек, до момента как в здании аэропорта начнется кутерьма, пройдет достаточно много времени – минут пять. И пока минутная стрелка отсчитает пять делений на циферблате, винтовка, из которой был произведен выстрел, окажется заброшенной на крышу, а тот, кто стрелял, преспокойно выйдет из здания, сядет в машину и помчится к Москве. А на заднем сиденье для пущей убедительности будет стоять небольшой чемоданчик с ярлыком «Аэрофлот».
Но сегодня у Сиверова была другая задача. Как можно больше разузнать об Иванове, увидеть, кто его встречает, определить, куда он направляется, где остановится. Убедившись, что вся компания погрузилась в автобус и двери закрылись, Глеб, как всегда, без спешки спустился вниз и устроился за стойкой бара напротив выхода, над которым горело табло, извещавшее, откуда прибыл самолет. Он совсем не волновался, мелкими глотками пил кофе, глядя сквозь стеклянную стену на пластиковую перегородку с турникетом, из-за которой один за другим стали появляться пассажиры.
Не спешил и Иванов. Со скучающим видом Семен Георгиевич расположился возле одной из облицованных мрамором колонн. Его документы заполнял телохранитель-мужчина. А вот женщина, которой больше пристало бы заняться бумагами, внимательно осматривала всех, кто крутился рядом с ее хозяином.
Сиверов отметил, что она достаточно привлекательна. А затем поправил себя:
«Нет, красива».
Привлекательность – совсем другое, чем холодная красота. К привлекательной женщине хочется подойти, взять ее за руку, заглянуть в глаза.
Взгляд же секретарши-телохранителя оставался неизменно жестким.
Он словно бы отбрасывал каждого, кто рисковал к ней приблизиться.
Глеб Сиверов не очень-то беспокоился о том, что его могут засечь и запомнить. На его счастье, теперь многие в Москве и окрестностях ходили в бейсбольных кепках с длинным, далеко выступающим козырьком.
Вещь хоть и дурацкая, но вполне удобная, защищает от слепящего солнца. И если в Америке, на родине таких кепок, их носили далеко не все и далеко не всегда, то почему-то здесь, в средней полосе, решили, что этот головной убор пригоден для любого места и любого времени года.
Сиверов сидел за стойкой в ярко-красной бейсбольной кепке и наверняка знал, что каждый, кто посмотрит на него, обязательно запомнит кепку, но никак не его лицо, скрытое до половины длинным козырьком, стоило лишь чуть-чуть наклонить голову. «Чикагские буйволы» – красовалась надпись над козырьком.
Таких же кепок разного цвета можно было отыскать в этот день в аэропорту бесчисленное множество.